Том 7. Последние дни

Тотчас показывается конный жандарм, лошадь под ним танцует. Вслед за конным жандармом появляется квартальный.

Квартальный (Кукольнику). Виноват, господин!.. Нельзя-с... Вы куда?

Кукольник. Почему вы преграждаете нам путь? Мы ко гробу господина Пушкина.

Бенедиктов. Поклониться праху.

Квартальный. Извините, не могу... Прошу повернуть. Доступа нет больше. Извольте посмотреть, что делается!

Показывается плохо одетый человек. Квартальный обращается к нему.

Куда ты прешь? Назад!

Плохо одетый человек ловко проскальзывает мимо жандармской лошади и скрывается.

Ах, вот народ!

Бросается за плохо одетым человеком. Жандарм наезжает на Кукольника.

Жандарм. Назад, назад, господин! Не приказано!

Бенедиктов. Нестор, идем назад.

Кукольник. Но позвольте...

Жандарм, не слушая, отъезжает.

Ну, что ж, нельзя так нельзя. Попрощаемся и тут. Сними шапку, Владимир!

Бенедиктов. Голова озябнет.

Кукольник (сняв шапку). Прощай, Александр! Ты был моим злейшим врагом! Сколько обид, сколько незаслуженных оскорблений!.. За что?.. Был у тебя порок — зависть! Однако в сию минуту я забываю все это!.. (Обращается к окнам.) И, как русский, душевно скорблю об утрате! Кланяюсь твоему праху! Прощай, Александр!

Бенедиктов снимает шляпу, крестится. Выбегает студент.

Студент (Кукольнику). Верно ли, что умер?..

Кукольник (торжественно). Прах!

Дом начинает медленно плыть. Появляются окна квартиры, сквозь тонкие занавесы виден свет свечей. Домовая арка. Толпа народа гудит. В толпе встревоженный квартальный, конный жандарм. Полицейские сдерживают напор толпы, стараются не пропустить в арку.

Полицейский. Не велено! Не велено! Назад!

Возгласы в толпе:

— Да позвольте!.. Я в этом доме проживаю!..

— Позвольте пройти...

— Голландец застрелил!..

— Ничего не голландец, кавалергард!

— Что врать-то? Француз!

— Наших, стало быть, иностранцы почем зря могут бить!

— Я жаловаться буду, квартирую я в этом доме!

Хорошо одетый человек, стиснут толпой.

Хорошо одетый. Pardon, messieurs, pardon!.. Виноват! А!

Квартальный. Извините, господин, нельзя!

Хорошо одетый (ломаным языком). Я посланник Франции. (Распахивает шубу, показывает ордена.)

Квартальный. Пропусти его превосходительство! Господа, осадите!

Полицейские оттесняют толпу, пропускают посланника в арку.

Студент. Это что такое?! Почему нам нельзя? Почему иностранцев пропускаете?! Погиб национальный поэт!

Возгласы в толпе: Они ухлопали, их и пущают?

Внезапно из толпы выделяется фигура в студенческой [одежде] форме. Человек этот без шапки.

Человек. Тише!

Толпа несколько стихает.

Тише! Не тревожьте прах поэта! (Проворно вынимает из кармана бумажку.) Слушайте! (Уцепившись одной рукой за фонарь, читает при свете его по бумажке.)

Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид.

Толпа стихает совсем. Квартальные от удивления застыли.

Восстал он против мнений света,
Один, как прежде, и убит!

Квартальный (отчаянно). Господин, что это вы делаете?!

Крик в толпе: «Шапки долой!»

Человек.

...Убит. К чему теперь рыданья.
Похвал и слез ненужный хор?
И жалкий...

В толпе засвистели полицейские.

Квартальный. Иваненко! Снимай его!

Человек.

Не вы ль сперва так долго гнали...

Свист. Возгласы в толпе: «Убили! Слушайте!..»

Человек.

...Угас, как светоч, дивный гений!

Из подворотни выбегает жандармский офицер.

Офицер. Эге-ге! Арестовать!

Выбегают трое жандармов. Толпа шарахается в сторону.

Человек. Руки прочь!

...Его убийца хладнокровно
Навел удар. Спасенья нет!..

Жандармы протискиваются к фонарю, берут человека, вырывают у него бумажку.

Офицер. Тесните толпу!

Человек с фонаря исчезает вместе с жандармами. Из подворотни выбегают жандармы, начинают теснить толпу. Пространство очищается, кругом стихает. Потом из дверей, выходящих в подворотню, показываются чинно жандармские офицеры, и послышалось стройное, приятное пение «Святый Боже...» Подворотня наполняется светом, показались первые свечки.

Темно.

(Картина десятая)

Помещение глухой почтовой станции. Огонь в русской печке, лавка, стол, фонарь, свеча. За окном — вьюга. Жена смотрителя припала к окошку, что-то рассматривает. За окошком мелькнул свет фонарей, глухо послышались голоса. Дверь раскрывается, первым входит смотритель в шинелишке, с фонарем в руках, кланяется, пропускает вперед себя Ракеева. Тот — в шинели, запорошен снегом, видимо, сильно иззяб. Смотрительша кланяется.

Ракеев. Есть кто на станции?