Том 7. Приключения Таси

— Сейчас же перестань реветь у меня, Леша! — прикрикнула она на малютку. — А ты, Люба, изволь глупостей не говорить, никто не обижает это сокровище. Недотрога какой, подумаешь, слова не скажи, сейчас в рев…

— Хрупкая штучка, что и говорить! — вставил Киря.

— Мальчики, в гимназию! Маня и Люба, марш тоже, а то опоздаете и опять жалобы на вас пойдут. Да Софку мне позовите, она в сенях отцовскую рясу чистит… Митя, ты просил, кажется, вчера на карандаши? — деловито распоряжалась Лукерья Демьяновна.

— Просил, тетенька, — пробасил Митя.

— Киря с тобой пока своими поделится. Теперь не до покупок. Небось слыхал: новый рот отец навязал семье. Каждый грош теперь дома пригодится; значит, обойдешься и без карандашей до поры до времени.

— То есть как же этот так? — пожал плечами Митинька.

— А вот так… Чужие сыты, а свои должны нуждаться во всем, такая мода, стало быть, нынче пошла, — с кривою улыбкой проговорила тетка.

— А нам учительница велела к сегодняшнему дню всем учебник новый по математике купить, — заикнулась было Маня.

— Ладно, подождешь и ты. Не принцесса какая… Сейчас ей вынь вот да подай учебник, цаца тоже какая выискалась, — прикрикнула на девочку Лукерья Демьяновна.

Маня надулась.

— Я у папаши спрошу, коли вы не даете, — буркнула она, демонстративно отодвигая с шумом стул от стола и направляясь к двери.

— Семейная сцена! — делая комическую гримасу, произнес Киря.

Но Лукерья Демьяновна уже не обращала внимания на детей.

Из кухни просунулась голова пятнадцатилетней служанки Софки, чрезвычайно любопытной особы, с ухарски вздернутым носом, большой приятельницы старшей девочки Мани.

— Звали, Лукерья Демьяновна? — шевеля своим удивительным носом, поинтересовалась она.

— Вот что, Софка, ты на котлеты мясо уже нарезала? — с деловитым видом осведомилась Лукерья Демьяновна.

— А нешто коклетки нынче будут? — вопросом на вопрос отозвалась Софка.

— Ну понятно, котлеты, сейчас приду стряпать. Булки побольше положить надо нынче. Лишний рот с сегодняшнего дня у нас появится, так чтобы хватило, слышишь, на всех.

— А што ж это, на сегодняшнее время таперечи мальчонка чужой у нас останется ночевать? — полюбопытствовала Софка.

— He твое дело, ступай.

— Сами же звали.

— Тебе говорят, ступай!

— Битва русских с кабардинцами, или прекрасная Софка, догоняющая тетушку Лукерью Де… — начал было Киря и вдруг закричал неожиданно благим матом на всю квартиру: — Манька, Манька, что ты мой ранец спулила… Вот безголовая-то… Возьми глаза в руки да посмотри, что напяливаешь на спину, свое или чужое.

— А ты так не смеешь с сестрою разговаривать, я все-таки дама, — обиделась Маня.

— Тетя, велите даме мой ранец отдать, — горячился Киря.

— Ах ты, Господи! Вот содом-то! Вот наказанье Божеское! — всплеснув руками, воскликнула Лукерья Демьяновна, выскакивая из кухни. — Что мне делать с этими детьми? Создатель мой, как справиться с ними! И распустил же их себе на голову отец Паисий. Пошли вон, в школу, сейчас же пошли вон! — взвизгнула она не своим голосом на весь дом.

— Боже мой, да не кричите же так, тетенька, неубедительно это, — спокойно произнес Митинька.

Тетка только рукой махнула и, сильно хлопнув дверью, прошла снова в кухню стряпать незатейливый обед. Софка последовала за нею.

В столовой остались только малыши. А Митинька и Киря шагали в это время по улице с ранцами за плечами. Маня и Люба, подпрыгивая на ходу, чуть ли не бегом бежали в свое епархиальное училище, где старшая девочка училась во втором, а младшая в первом классе. И братья, и сестры сейчас говорили о живо затронувшем их новом событии, о приобретении нового члена семьи в лице Васи. Кире Вася не понравился с первого же взгляда.

— Туфля, размазня какая-то, не нашего полка! — решил безапелляционным тоном мальчик, то и дело останавливаясь по дороге, собирая снежные комья в руку и целясь ими во встречные фонарные столбы.

Митинька, считавший себя несравненно умнее всей семьи Волынских, только презрительно пожал плечами в ответ на слова брата.

— Ты глуп, — отвечал он, как отрезал, своим ломающимся баском, — когда у нас умерла мать, мы раскисли не менее…

— Да он вообще, по-видимому, калоша, — не унимался Киря.

— Почему калоша, а не что-нибудь иное? Ну, положим, апельсин? У вас, второклассников, всегда такие примитивные сравнения, — продолжал убийственно-хладнокровным тоном Митинька, заставив покраснеть брата.

Киря, отъявленный сорвиголова, почему-то робел перед старшим братом и признавал его авторитет четвероклассника.

Он помялся от неожиданного смущения, крепче сжал комок снега и с отчаяния швырнул им в пролетавшую мимо ворону.

Ворона каркнула и исчезла вдали.

Мальчики подошли к зданию гимназии. Разговор о Васе прекратился сам собою. Зато почти такой же разговор на однородную тему еще продолжался между двумя маленькими епархиалками.

— Какой милый этот Вася. Настоящий милый и хороший мальчик. Ти-хонь-кий! — говорила Люба, стараясь своими маленькими ножонками поспеть за старшей сестрой.