Ведь тайна в том, что количества талантов мы не знаем, – ни в себе, ни в других; и оттого никто, ни про себя, ни про другого, не знает, сколько «дано», сколько «отдано» Богу, Кто дал… Талант же главный, разумеется не физический и не душевный [не искусство], но духовный, – талант духовных возможностей и сил… Это проблема неразрешаемая на земле. И оттого нельзя [не то, что не позволяется, но нельзя, по самоочевидности] судить другого: нет ни у кого меры, с которой можно сравнивать данный уровень человека. Но, есть и бывает какой-то «вздох несвершенного», который вьется за человеком. Вздох с непросветленности и непримиренности. О, если бы душа воспрянула, хотя бы в последний миг…
Дорогой Борис Константинович Спасибо за строчки Ваши, столь ценные мне. Рад сведению, что В. А. крепче. Это ведь любовь Ваша и крепость духа, веры.
В. Смоленскому, прекрасному поэту, имел возможность выслать (чрез одно лицо – с Дарю) 20 долларов. А здесь прилагаемой бумажкой прошу Вас порадовать чем-либо «пасхальным» Веру А. Буду Вам признателен за исполнение этого моего желания.
Как хорошо Вы написали об о. Киприане. Я помню его еще в Лицейском Саду, – он на 4 года был старше меня. Потом, по дороге на Афон (на постриг), встретился с ним в Сербии в 1926 и свершил паломничество во фрушкогорские монастыри. Монашество он вскоре принял, после меня. И был у нас с ним один и тот же духовник, несколько лет спустя в Югославии, – батюшка о. Алексей Нелюбов (туляк), духовник женского хоповского – б. Леснинского – монастыря. – Но позже, уже в Зап. Европе, как-то не наладился с ним братский контакт (как хотелось мне). – И здесь что-то было иррациональное, во что я не хотел вникать, а только жалко… А теперь, опять, все уже перешло в иное. Мы еще – на ниточке – тут; он – там уже. Вы хорошим словом его проводили.
Обнимаю Вас, дорогой Борис Константинович, и призываю на Вас и близких Ваших Милость Божью.
Если приведется быть в Париже больше чем на день-два, надеюсь повидать вас обоих.
А разбить надвое стихи в «Р. М.» было, может быть, лучше (до меня еще не дошли эти №№).
P. S. Очень интересное явление: стали доходить до меня письма с разных концов России от… слушателей… (Перестали, оказывается, глушить там «Г. А.»). Задают всяческие вопросы… Кое-кто м. б. и по заказу. Но – сколь расширилась «аудитория». Через 40 лет странствий, вхожу в «Землю Обетованную», в образ Царствия Божия, – словом о Христовой Православной вере – родному народу. Вот милость Божья, – за которую ничем нельзя воздать…
Дорогой Владыко, вот произведение левой руки моей бедной Веры! – Ее лечат сейчас по-грубому [«reeducation»], результаты есть, если Богу угодно будет, последние ее и мои годы будут озарены. – Спасибо Вам великое за все – главное, за доброту и участие – мы чувствуем это на огромном расстоянии.
Лозинский у меня есть. Он – лишнее подтверждение того, что терцинами переводить почти невозможно. При всем его мастерстве, ему приходится прибегать к ужасным насилиям над русским языком – и это иначе быть не может. [Знаменитый перевод Мина, над которым он работал 25 лет, по-русски читать труднее, чем по-итальянски]. Вообще же, конечно, всякий перс-вод, мой в том числе – бледный снимок с оригинала. И чем оригинал выше, поэтически, тем перевести труднее. [Стихов Пушкина иностранцы не знают, и если читали, находят посредственными]. А вот Бердяев выходит отлично на всех языках.
Просим Ваших св. молитв, любим и ждем в Париже.
Дорогой Борис Константинович, – приветствую Вас и Веру Алексеевну! Получил Ваше письмо. Какая хорошая мысль – издать «свято-русскую» серию Вашу. Если хотите, чтобы я над этим вопросом подумал, я постараюсь обдумать его, и м. б. найдутся какие-либо «координаты» здесь… Вполне понимаю Ваше отношение к «Humanities Fund». Если что можно будет по другим линиям сделать, я Вам сообщу (не знаю только, связаны ли Вы «правами» с ИМКА-Пресс, на какую-либо из этих книг, – думаю, что тут не будет осложнений…).
Очень интересно, какова была Ваша встреча с Паустовским и о чем говорили Вы и был ли тут какой-либо человеческий контакт (не говорю – с Вашей стороны, тут сомнений нет, а – с его).