Том 7. Звездные дневники Ийона Тихого. Из воспоминаний Ийона Тихого

Он приблизился к книжным полкам и с величайшей осторожностью опустил тяжелый аппарат на пол. Затем размотал один из свернутых проводов и воткнул его в розетку. Присев на корточки у аппарата, начал передвигать рукоятки и нажимать на кнопки; вскоре комнату заполнил нежный певучий гул. Вдруг на лице Мольтериса изобразился страх; он приблизил глаза к одной из ламп, которая, в отличие от других, оставалась темной. Он слегка пощелкал по ней пальцем, а увидев, что ничего не изменилось, лихорадочно выворачивая карманы, отыскал отвертку, кусок провода, какие-то металлические щипцы и, опустившись перед аппаратом на колени, принялся лихорадочно, хотя и с величайшей осторожностью копаться в его внутренностях. Ослепшая лампа неожиданно заполнилась розовым свечением. Мольтерис, который, казалось, забыл, где находится, с глубоким вздохом сунул инструменты в карман, встал и сказал совершенно спокойно, так, как говорят «сегодня я ел бутерброд с маслом»:

— Тихий, это — машина времени.

Я не ответил. Не знаю, понимаете ли вы, насколько щекотливо и трудно было мое положение. Подобного рода люди— те, что изобретают эликсир вечной жизни, электронный предсказатель будущего или, как в этом случае, машину времени,— сталкиваются с величайшим недоверием всех, кого пробуют посвятить в свою тайну. Психика их ранима, болезненна, они боятся других людей и одновременно презирают их, ибо знают, что обречены просить у них помощи; понимая это, я стараюсь в.такие ответственные минуты соблюдать величайшую осторожность. Впрочем, что бы я ни сделал, все было бы плохо воспринято; обращаться за помощью изобретателя заставляет отчаяние, а не надежда, и ожидает он не благожелательности, а насмешек. Впрочем, благожелательность— этому научил его опыт— оказывается только введением, на смену которому обычно приходит пренебрежение, скрытое за уговорами, ведь его, разумеется, не раз и не два пробовали отговорить от этой идеи. Если б я сказал: «Ах, это необыкновенно, вы действительно изобрели машину времени?» — он, возможно, бросился бы на меня с кулаками. То, что я молчал, озадачило его.

— Да, — сказал он, вызывающе сунув руки в карманы, — это машина времени. Машина для путешествий во времени, понимаете?!

Я кивнул, стараясь, чтобы это не выглядело утрированно.

Его натиск разбился о пустоту, он растерялся и мгновение стоял с довольно-таки глуповатой миной. Лицо его было даже не старым, просто усталым, немыслимо измученным— налитые кровью глаза свидетельствовали о бесчисленных бессонных ночах, веки припухли, щетина, сбритая для такого случая, осталась возле ушей и под нижней 1убой — явный признак того, что брился он быстро и нетерпеливо; о том же говорил и черный пластырь на щеке.

— Вы ведь не физик, а?

— Нет.

— Тем лучше. Будь вы физиком, вы не поверили бы мне даже после того, что увидите собственными глазами. Ведь это,— он показал на аппарат, который все еще тихонько мурлыкал, словно дремлющий кот (электронные лампы бросали на стену розоватый отблеск),— могло появиться лишь после того, как я начисто отбросил нагромождение идиотизмов, которое они считают сегодня физикой. Найдется у вас какая-нибудь вещь, с которой вам было бы не жалко расстаться?

— Может, найдется,— ответил я.— Что это должно быть?

— Все равно. Камень, книжка, металлический предмет— лишь бы ничего радиоактивного. Ни следа радиоактивности, это важно. Это может привести к катастрофе.

Не ожидая, пока он кончит говорить, я встал и направился к письменному столу. Как вы знаете, я педант и для любой мелочи у меня есть постоянное место, а уж особое значение придаю я порядку в библиотеке; тем больше поразило меня событие, которое произошло накануне: я работал за письменным столом с самого завтрака, то есть с раннего утра, над страницей, которая стоила мне немалых трудов, — и, оторвав на мгновение взгляд от разложенных по всему столу бумаг, заметил в углу, у книжных полок, темно-малиновую книжку формата в восьмую долю листа; она лежала на полу, словно кто-то ее там бросил.

Я встал и поднял ее. Я узнал обложку: это был оттиск статьи из ежеквартальника по космической медицине — дипломная работа одного из моих довольно далеких знакомых. Я не понимал, каким образом оказалась она на полу. Правда, принимаясь за. работу, я был погружен в свои мысли и не особенно озирался по сторонам, но мог бы поклясться, что, когда входил в комнату, на полу у стены ничего не лежало; это немедленно привлекло бы мое внимание. Все же в конце концов я решил, что задумался глубже обычного, поэтому на время перестал воспринимать окружающее— и лишь когда напряженность моих размышлений ослабла, мои ничего не видевшие до тех пор глаза заметили книжечку на полу. Иначе нельзя было объяснить этот факт. Я поставил книгу на полку и забыл обо всем, но сейчас, после слов пришельца, малиновый корешок этой совершенно ненужной мне работы словно сам полез в руки, и я молча подал ее Мольтерису.

Он взял ее, взвесил на ладони, даже не взглянув на название, поднял черный колпак в центре аппарата и сказал:

— Пожалуйста, Подойдите сюда...