Том 8

закачались мостки, заскрипели лодки, ворона, присевшая почистить нос на крышу домика на мостках, взъерошилась, сорвалась и полетела, каркая и долго еще оборачиваясь на Ершова-Карасева:

— Дуррррак!.. Дурррррак!!

Вот как здорово чихнул Панкрат Иваныч Ершов-Карасев.

На мостках пионеры простились с Никитой и Митей, стали в затылок, поджали локти и бегом пошли через дамбу, через деревянный мостик, что ведет с Тучкова моста на стадион, — и дальше через Петровский остров к лагерю.

Никита и Митя захватили оружие, парус и багаж и тоже побежали к дому.

У ворот они простились с Цыганом:

— До завтра, собака!

Цыган вежливо посмотрел путешественникам в глаза, помотал хвостом и отправился по своим частным делам.

Никита открыл дверь английским ключом. Никита и Митя на цыпочках прокрались в детскую. Быстро разобрали все вещи по местам — пледы на кровати, оружие под кровать, простыню под подушку, щеточную палку воткнули в щетку и выставили в коридор.

Никита сел к окну и раскрыл книгу с приключениями. Митька сел на пол и продолжал ремонт паровоза.

Сидели как ни в чем не бывало, как будто ничего и не случилось.

Через несколько минут раздался звонок — это пришли со службы отец и мать.

Дети вышли их встречать как ни в чем не бывало.

За обедом Никита и Митя приналегли на лапшу. Подали мясо с хреном, — они приналегли и на мясо. Наелись. Попросили молока, напились. Никита толкнул Митьку, и оба фыркнули в тарелки.

Фыркнули они потому, что родители, которые в начале обеда, как обычно, принялись за воспитание, — теперь замолчали и с удивлением поглядывали на детей.

— Папа, а тебя никогда не бодал козел? — спросил Митя.

— Не бодал, отстань, — ответил отец, — скажите, по жалуйста, что с вами такое случилось? Я ничего не понимаю.

Тогда Никита сказал равнодушно:

— Мы путешествовали на парусном корабле «Воробей». На реке Ждановке, около сломанной ивы, мы разбили племя краснокожих дикарей. После этого по терпели кораблекрушение и подверглись нападению зверей, но нас спас храбрый барабанщик. Мы гостили в лагере у одного очень дружественного народа и благо получно вернулись.

— Панкрат Иваныч вот так чихает! Папа, а ты умеешь так чихать? — спросил Митя.

Отец сделал обиженное лицо.

— Вы оба несете чепуху! Я замечаю, что вы с каждым днем все более дичаете. Хотя хороший аппетит меня радует, но посмотрите — на что вы похожи: носы ободраны… А руки… А платье… Вы стали похожи на разбойников, налетчиков, только не на наших детей…

— А барабанщик сказал, что мы славные ребята, — проговорил Никита.

Митя сейчас же спросил:

— Папа, а ты умеешь барабанить в барабан?

Отец махнул рукой, взял газету и ушел читать ее на балкон. Мать, собирая со стола, задумчиво улыбалась и покачивала головой.

Ей было немного грустно оттого, что нельзя уже теперь взять, как бывало, крошечного Никиту или крошечного Митю на руки, целовать и тискать. И было смешно оттого, что они такие все маленькие и такие независимые, ходят с отравленными стрелами, носы у них исцарапаны и глаза дикие.

В детской Никита сказал Мите:

— Родители так и не поверили, что мы путешествовали по-настоящему. Знаешь что, — напишу-ка я рассказ про это путешествие, а ты нарисуй к нему картинки. Мы издадим книжку — тогда поверят.

Никита сейчас же принялся писать этот рассказ, а Митя рисовать тысячи догадок и напрямок.

Рассказ о капитане Гаттерасе, о Мите Стрельникове, о хулигане Ваське Табуреткине и злом коте Хаме

Солнце светило в глубокий двор. Точнее говоря, солнце освещало одну из стен многоэтажного дома, где из раскрытых окон были высунуты для проветривания детские матрасики, подушки и ватные одеяла.

На пятом этаже в одном из окон виднелась стриженая круглая голова мальчика десяти лет. Он сидел у стола и читал «Капитана Гаттераса»[87] — роман Жюля Верна. Нельзя удивляться тому, что в будний день он сидел и читал «Капитана Гаттераса», — школа была распущена по случаю скарлатины.

Противоположная стена дома находилась в тени.

Там в первом этаже у окна стоял отвратительный молодой человек лет шестнадцати, курносый, с желтыми от табаку толстыми губами и припухшими глазками. На низенький лоб его свисал вихор. Это был — гроза всех детей, горе для всего населения дома, хулиган Васька Табуреткин.

Он совершенно ничем не занимался, отнимал у матери деньги и только и думал о том, какую бы ему устроить бузу или где раздобыть два полтинника на пиво и на дорогие папиросы «Самородок».