Он просил Никиту пристать к берегу, половить рыбу. В лодке произошел спор между путешественниками. Никита кричал морские проклятия:
– Ты, Митька, старый, гнилой кашалот, замолчи, иначе я заткну тебе горло бутылкой от рома.
Митя уже выпячивал до последней возможности нижнюю губу. Но в это время подул ветерок, зарябил воду, и Никита стал налаживать парус.
Никита вставил в гнездо под передней скамейкой небольшую мачту. На верху мачты находилось колесико, – на морском языке оно называется
Помните раз и навсегда – в морском деле не было и не существует слово «веревка». На корабле есть
Но если вы в открытом море скажете «веревка» – вас молча выбросят за борт, как безнадежно сухопутного человека.
К фалу был привязан-парус, сделанный из простыни и щеточной палки, – все же на морском языке такой парус называется
Другой конец фала, называемый шкот, Никита держал в руке.
– Выбирай фалы, подымай марселя, ложись на правый галс, крепи шкоты! – закричал Никита морским, соленым голосом.
Парус поднялся. Ветер наполнил его. «Воробей» накренился и все быстрее и быстрее заскользил мимо рыбаков, заборов, лодок к устью Ждановки, впадающей у лесопильного завода в Малую Невку.
Здесь началась качка. Волна била в борт. «Воробей» стал нырять, зарываться носом и, как стрела, полетел через Малую Невку к Крестовскому острову.
В лицо било брызгами, посвистывал ветер. Митя тихо шипел от восторга.
У самого острова, у камышей, Никита сделал поворот. Парус плеснуло.
И вдруг – сильный толчок, раздался треск, – лодка ударилась носом в зеленую сваю.
Митины ноги болтнулись в воздухе, и он клубочком перелетел за борт лодки в воду.
Цыган показывает свой главный фокус
У себя в детской можно было смело и безопасно переживать самые страшные кораблекрушения. Единственная неприятность – это: растворяется дверь и вбегает отец с газетой и мать, схватившаяся за голову:
– Тише, дети!
Но в настоящей лодке на настоящей воде плавать не так просто.
Вода опасна и коварна. Моряк должен быть всегда настороже, начеку.
От моряка прежде всего требуется:
Итак, авария на «Воробье» произошла мгновенно. Вы не успели бы сосчитать до трех, – лодка с налета ударилась в сваю, Митя упал за борт. Перед Никитой мелькнули испуганные глаза, Митины руки, ноги, светлые волосы, – все это кубарем полетело в воду.
У Никиты остановилось дыхание. В ту же секунду он вскочил. Никита был смелый мальчик.
Из него вышел бы неплохой моряк. У него было мужество, быстрота соображения и хладнокровие.
Он увидел Митю в пяти шагах от лодки. При падении Митя погрузился, но затем, барахтаясь, вынырнул на поверхность. Его уносило течением.
– Никита! – долетел его слабый голос.
Никита большим прыжком кинулся в речку.
Он также ушел под воду и сейчас же вынырнул. Митю снова отнесло шагов на пять. Никита хорошо держался, но плавал не быстро. Он не знал еще приема – плыть саженками, когда работают все мускулы, вынося тело пловца почти на поверхность. Напрягая силы, он закричал:
– Держись, держись… Еще немножко…
А Митя барахтался все слабее. Вот голова его ушла под воду. Опять показалась.
И в это время мимо Никиты, фыркая и шлепая лапами, проплыл Цыган.
Он плыл так, точно в нем работал мотор. Митина голова опять изчезла, над водой показались одни его растопыренные пальцы. И тогда Цыган, нырнув, схватил Митю за шею, за рубашку и поплыл с ним к берегу.
Вот он уже у камышей. Вот он с трудом вылезает на берег, таща в зубах Митю. Вытащил, положил на траву и, болтая ушами, отряхнулся, – брызги полетели с него во все стороны.
Отряхнувшись, Цыган снова вошел в реку и поплыл к Никите. Это было сделано вовремя. Никита начал слабеть. Цыган, подплывая, глядел ему в глаза умным, серьезным взглядом, – будто хотел сказать:
«Не робей, не теряйся, не делай лишних движений, хватайся крепче за меня…»
Никита понял. Когда Цыган подплыл, он схватился ему за кожу на шее. Сразу стало легче держаться, и мальчик и собака повернули к берегу, где сидел Митька, несчастный и мокрый, выплевывая воду.
Так Цыган показал свой самый лучший в жизни фокус.
Нападение зверей
Митя понимал, что плакать сейчас было бы неуместно, но сами губы у него складывались сковородником. Он страшно сопел.
У Никиты гудело во всем теле от усталости. Не было силы даже расшнуровать башмаки.
Раньше всех пришел в хорошее настроение Цыган. Он основательно вытряхнулся и сейчас ползал то на одном боку, то на другом, вытираясь о траву досуха.
За особыми выражениями благодарности Цыган, видимо, не гонялся.
Вдруг Никита вскочил и крикнул отчаянно:
– Лодка!!!
Лодки не было ни у берега, ни на реке. У Никиты стало сразу старое лицо.
«Погибло оружие, провизия, пледы… А что скажет Панкрат Иваныч Ершов-Карасев?»