Свет вспыхнул, затем погас и больше не появлялся. Дом снова окутался тьмой. И тут послышался шум. Шум походил на голоса. Так всегда бывдет: когда видишь — не слышишь; когда не видишь — слышишь.
Ночью на море беззвучно по-особенному. Безмолвие тьмы там глубже, чем где-либо. Среди волнующихся водных просторов, где не расслышишь и шума орлиных крыльев, в безветренную пору, в затишье, можно, пожалуй, услышать и полет мухи.
Могильная тишина вокруг придавала зловещую четкость звукам, доносившимся из дома.
— Пойдем посмотрим, — сказал маленький француз.
И шагнул вперед.
Его спутники до того струсили, что решились пойти за, ним. Убежать они уже не осмеливались.
Когда они миновали большую кучу валежника, которая неизвестно почему подбодрила их в этом пустынном месте, из куста вылетела сова, зашуршали ветви. Что-то пугающее есть в неровном, косом полете совы. Птица взметнулась и пролетела рядом с детьми, глядя на них круглыми, светящимися в темноте глазами.
За спиной француза возникло некоторое смятение.
А он еще подразнил сову:
— Опоздал, воробей. Не до тебя. Все равно посмотрю.
И пошел дальше.
Хруст ветвей терновника под его грубыми башмаками, подбитыми гвоздями, не заглушал шума голосов, раздававшихся в доме; они звучали то громче, то тише, словно там велась мирная беседа.
Немного погодя француз сказал:
— В общем, одни дураки верят в привидения.
Дерзкие повадки товарища в минуту опасности подбадривают отстающих и толкают вперед.
Оба мальчугана-тортвальца снова зашагали, ступая след в след за своим вожаком.
Казалось, дом, посещаемый нечистью, непомерно увеличивается. В обмане зрения, вызванном страхом, была доля истины. Дом и на самом деле становился больше, потому что они приближались к нему.
Все отчетливее становились голоса, доносившиеся из дома.
Дети вслушивались. Слух также обладает способностью преувеличивать. То было не шушуканье, а что-то погромче шепота и потише гула толпы. Временами долетали отдельные слова. Понять их было невозможно. Они звучали странно. Дети останавливались, прислушивались и снова шли вперед.
— Выходцы с того света разговорились, но я ничуточки не верю в выходцев с того света, — шепнул ученик конопатчика.
Юным тортвальцам очень захотелось юркнуть за кучу хвороста, но они уже были далеко от нее, а их приятель конопатчик все шел и шел к дому. Страшно было идти за ним, но убежать без него было еще страшнее.
Растерянно, шаг за шагом, плелись они за французом.
Он обернулся и сказал:
— Вы сами знаете, что все это враки. Ничего там нет.
А дом все рос да рос. Голоса делались все громче и громче.
Дети приблизились к нему.
Тут они увидели, что в доме теплится свет. То был тусклый огонек, который горит обычно, как мы уже упомянули, в потайном фонаре или освещает бесовские шабаши.
Они подошли вплотную и остановились.
Один из тортвальцев, набравшись храбрости, заметил:
— Никаких тут нет привидений, одни Белые дамы.
— Что это за штука висит в окне? — спросил другой.
— Смахивает на веревку.
— Да это змея!
— Нет, веревка повешенного, — важно заявил француз. — Она им помощница, но я в это не верю.
И в три прыжка он очутился у стены дома. В его отваге было что-то лихорадочное.
Приятели, дрожа, последовали его примеру: один стал слева, другой справа от него, и оба лрижались к нему так крепко, точно приросли. Дети припали ухом к стене. Призраки все еще вели беседу.
В доме разговаривали по-испански и вот о чем:
— Значит, решено?
— Решено.
— Условлено?
— Условлено.
— Человек будет ждать здесь. Может он отправиться в Англию с Бласкито?
— За плату?
— За плату.
— Бласкито возьмет его в свою лодку.
— Не допытываясь, откуда он?
— Дело не наше.
— Не спрашивая его имени?
— Имя не важно, был бы кошелек полон, — Хорошо. Он подождет в доме.
— Пусть запасется едой.
— Еда будет.
— Где?
— В саквояже, который я принес.
— Очень хорошо.
— Оставить его здесь можно?
— Контрабандисты не воры.
— А вы-то сами когда уезжаете?
— Завтра утром. Был бы ваш знакомец готов, уехал бы с нами.
— Он еще не готов.
— Дело его.
— Сколько дней придется ему ждать в этом доме?
— Два, три, четыре. Может, меньше, может, больше.
— Бласкито приедет наверняка?
— Наверняка.
— Сюда, в Пленмон?
— В Пленмон.
— Когда?
— На будущей неделе.
— В какой день?
— В пятницу, в субботу или в воскресенье, — Он не обманет?
— Он мой тезка.
— И приезжает в любую погоду?
— В любую. Он не знает страха. Я Бласко, он Бласкито, — Значит, он непременно будет на Гернсее?
— Один месяц езжу я, другой — он.
— Понимаю.
— Считая с будущей субботы, то есть ровно через неделю, не пройдет и пяти дней, как Бласкито будет здесь, — Ну, а если море разбушуется?
— Если будет ненастье?
— Да.
— Бласкито задержится, но приедет, — Откуда?
— Из Бильбао.
— Куда он направится?
— В Портланд.
— Хорошо.
— Или в Торбэй.
— Еще лучше.
— Пусть ваш знакомец не беспокоится.
— Бласкито не выдаст?
— Только трус — предатель. А мы народ смелый. Не горит лед, не предаст мореход.
— Никто не слышит наш разговор?
— Нас нельзя ни услышать, ни увидеть. Страх превратил это место в пустыню.
— Знаю.
— Кто осмелится нас подслушать?
— Верно.