Четверо пленных негров находились на правом фланге лагеря. Они были скованы попарно: Актеон с Остином, Том с Батом - отец и сын случайно оказались вместе. К пленникам были приставлены специальный надсмотрщик и стража - человек десять солдат.
Дик, свободный от оков, решил подойти поближе к своим товарищам, которые сидели на земле не дальше, чем в пятидесяти шагах от него. Он стал осторожно приближаться к ним.
Вероятно, старый Том угадал намерение Дика, - он что-то шепнул своим товарищам, и те, прекратив разговор, стали внимательно следить за Диком. Они не могли двинуться с места, но ничто не мешало им смотреть и слушать.
Вскоре Дик незаметно прошел половину расстояния. Он мог уже крикнуть Тому название города, куда направляется караван и сколько приблизительно может продлиться дорога. Но ему хотелось поговорить с товарищами и условиться, как держать себя во время этого путешествия. Поэтому он продолжал с равнодушным видом двигаться вперед. Сердце его бешено стучало - только несколько шагов отделяло его теперь от цели... Но вдруг надсмотрщик, словно разгадав его замысел, с воплем бросился ему наперерез. Солдаты, которых всполошил крик надсмотрщика, тотчас же подбежали и грубо оттолкнули Дика. Вслед за тем Тома и его спутников погнали в противоположный конец лагеря.
Вне себя от гнева Дик Сэнд бросился на надсмотрщика. Он пытался выхватить у него из рук ружье и, когда это не удалось, оторвал ствол от ложа. Но солдаты гурьбой напали на него и отняли обломок ружья. Разъяренные, они растерзали бы юношу на части, если бы не вмешался один из начальников каравана - высокий араб с очень злым лицом. Это был тот самый Ибн-Хамис, о котором Гэррис говорил с Негоро.
Араб произнес несколько слов, - Дик, конечно, не понял их значения, - и солдаты, послушно оставив свою жертву, отошли в сторону.
Пленникам, очевидно, запрещали общаться друг с другом. Но, с другой стороны, страже, несомненно, было строго приказано сохранить Дику жизнь. Кто мог отдать такие приказания, кроме Гэрриса или Негоро?
Это было утром 19 апреля. Раздался хриплый звук рога и вслед за ним грохот барабанов. Отдых кончился. Лагерь снимался с места. Через мгновение все - начальники, солдаты, носильщики и невольники - были уже на ногах. Невольники разобрали тюки с поклажей и выстроились в колонну, впереди которой встал надсмотрщик с развернутым пестрым знаменем.
Дан был сигнал к выступлению.
Послышалась негромкая песня. Но пели не победители, а побежденные. И в песне этой звучала наивная вера угнетенных и угроза палачам-угнетателям:
«Вы гоните меня в рабство - сила на вашей стороне. И я скоро умру. Но мертвый я избавлюсь от ярма, и тогда я приду и убью вас!»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Гроза прошла, но небо все еще хмурилось. В Экваториальной Африке в апреле начинается второй период дождливого сезона, так называемая «мазике». В это время дожди льют чаще всего по ночам - в продолжение двух, а иногда и трех недель. Для невольничьего каравана это было новым и тяжким испытанием.
Ранним пасмурным утром караван покинул место привала и, отойдя от берега Кванзы, направился прямо на восток.
Пятьдесят солдат шагали впереди, по сотне с обеих сторон колонны, а остальные конвоиры составляли арьергард. При таких условиях было бы трудно бежать, даже если бы люди и не были скованы. Ряды невольников смешались. Женщины, дети, мужчины, подростки шли вперемежку, а надсмотрщики бичами подгоняли их. Были там несчастные матери, которые кормили на ходу грудного младенца, а на свободной руке несли второго ребенка. Иные женщины волочили за собой по жесткой колючей траве голых и босых детей.
Начальник каравана, тот самый араб Ибн-Хамис, который накануне вмешался в столкновение Дика с надсмотрщиком, зорко следил за своим стадом, он прохаживался вдоль колонны, то пропуская ее вперед, то вновь становясь во главе ее. Ибн-Хамиса и его помощников мало занимали страдания пленников, но она не могли не считаться со «своими» людьми: все время то солдаты вымогали увеличения пайка, то носильщики требовали более частых остановок. На этой почве возникали споры и грубая перебранка. Надсмотрщики вымещали свою злобу на несчастных невольниках. Всю дорогу не смолкал ропот солдат и носильщиков, угрозы и брань хавильдаров, крики истязуемых невольников. Шагавшие в последних рядах ступали по земле, орошенной кровью рабов, идущих впереди...
Дику так и не удалось переговорить со своими товарищами, потому что их вели под усиленным конвоем в первых рядах каравана. Они шли гуськом, пара за парой, отделенные друг от друга рогатинами, не позволяющими шевельнуть головой. Бичи надсмотрщиков полосовали их спины так же часто, как спины и всех остальных несчастных.