Том 8. Подстриженными глазами. Иверень

«Le tueur de lions» (фр.) — убивающий львов. Подзаголовок главки о Савинкове точно соответствует названию главы пародирующего псевдоромантические приключенческие романы произведения Альфонса Доде «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона» (1872). Его герой — фанфарон и хвастун, отправляется в Африку (Алжир), чтобы убить льва, но на деле оказывается обманутым и ошельмованным местными авантюристами. Обращение к контексту романа А. Доде подтверждается словами: «ему нужно было завоевать ~ Африку». Возможно также, что Ремизов имел в виду горькое и ироническое восклицание его друга и соратника по борьбе с большевиками Д. В. Философова, который в своем ответе на письмо Савинкова из Москвы писал: «Для меня Вы — мертвый лев. А с той живой собакой, которая находится теперь в России, я не хочу и не могу иметь ничего общего, <...> [к ней] я могу отнестись лишь с презрением... и жалостью. Савинков мог бы кончить все-таки благолепнее!» (За Свободу (Варшава), 1924, № 249, 17 сент.; там же перепечатано письмо Савинкова Философову). Вводя образ мертвого льва и живой собаки, Философов апеллировал к самому Савинкову: «Лучше мертвому льву, чем псу живому» — слова Жоржа, главного персонажа и организатора террора в нашумевшем в свое время первом романе Савинкова «Конь бледный» (Ропшин В. Конь бледный. Ницца, 1913. С. 81). Ср.: «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Екклесиаст, 9:4).

С. 499....как трагедию... — Савинков не был фанатиком, бездумно идущим на убийство во имя идеи, как большинство его товарищей по Боевой организации; в нем всегда оставалось сознание моральной неправды террора (см. его романы «Конь бледный», 1909, и «То, чего не было», журн. публ. 1912; отд. изд. 1914). Определенную роль в двойственном отношении Савинкова к террору, по-видимому, играли Мережковские. Вспоминая период знакомства с Савинковым в Париже в 1906 г., Гиппиус писала о желании повлиять на него, «вытащить его из террора» (Гиппиус З. Дмитрий Мережковский. С. 163). Современники неизменно отмечали отличие Савинкова от других революционеров и террористов-фанатиков. При этом обычно подчеркивали склонность Савинкова к театральности, даже в конспиративной работе. (См. Зензинов В. Пережитое. С. 134). Для Виктора Чернова эта черта была свидетельством несостоятельности Савинкова как революционера. (См.: Чернов В. Перед бурей. Воспоминания. Нью-Йорк, 1953. С. 188 и др.)

С. 499....лирические стихи... — сборник стихов Савинкова был опубликован посмертно с коротким предисловием З. Гиппиус (Ропшин В. Книга стихов. Париж, 1931). Вл. Ходасевич написал на сборник уничтожающую рецензию: «...нам показали душевную драму Савинкова не в обработке ее интерпретаторов, а в подлинных документах, в стихотворных признаниях самого Савинкова, и приходится сожалеть об этом: подлинный Савинков оказывается во много раз мельче легендарного. <...> Вместо хорошего дневника он сделал плохие стихи» (Современные записки (Париж), 1932, № 49. С. 449—450.)

...перевелись все тираны... — Показательны воспоминания Чернова о разочаровании Савинкова после манифеста 17 октября, когда центральный комитет партии эсеров решил прекратить террор: «Основная проблема для него была — суметь умереть. А тут вдруг лавиной обрушилась новая проблема — суметь жить» (Чернов. Перед бурей. С. 229—230).