Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города

В Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР сохранились наборные рукописи глав «От издателя», «Обращение к читателю от последнего архивариуса-летописца», «Опись градоначальникам…», части наборных рукописей глав «Фаршированная голова» («Неслыханная колбаса») и «Сказание о шести градоначальницах» и часть черновой рукописи «Краткие размышления о необходимости губернаторского единомыслия, а также о губернаторском единодержавии и о прочем». Сочинил глуповский губернатор, генерал-порутчик Василиск Бородавкин», а в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Москва) — авторская корректура журнального текста глав «От издателя», «Обращение к читателю», «Опись градоначальникам…», «Органчик» и «Сказание о шести градоначальницах».

В настоящем «Собрании сочинений» текст «Истории одного города» — с устранением отдельных погрешностей — печатается по последнему прижизненному изданию 1883 года.

Важнейшие рукописные и печатные варианты приводятся ниже, в примечаниях к соответствующим местам основного текста.

От издателя

Впервые — ОЗ, 1869, № 1, стр. 279–281 (вып. в свет 12 январи).

Сохранилась наборная рукопись главы (ИРЛИ)и гранки с авторской корректурой (ЦГАЛИ).

Первая, вступительная главка к произведению выполняет в «Истории одного города» сразу несколько функций. Прежде всего, акцентируя внимание читателей на нелепости глуповской «истории», на общем фантастическом колорите «найденных» им «тетрадей», писатель, что сразу же отметил наблюдавший за «Отечественными записками» цензор H. E. Лебедев, лишает цензуру «основания к судебному преследованию автора за намерение оскорбить власть и ее представителей» (В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции. М. — Л. 1926, стр. 33). Далее, упоминая о том, что даже по скудным фактам, сообщаемым глуповскими архивариусами, оказывается не только возможным «уловить» физиономию Глупова, но и «уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах», Салтыков тем самым, правда пока еще очень осторожно, устанавливает внутреннюю зависимость между трагическим «глуповским мартирологом» и деятельностью «высших сфер», подлинный характер которых будет раскрыт в последующих главах. Наконец, настойчиво разъясняя, что внутреннее содержание «Летописца» «по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное время» и что таким фантастическим элементом в общей истории Глупова следует, очевидно, признать не господствующий в нем «порядок вещей», не взаимоотношения его «правителей» и «народа», а лишь частные, второстепенные подробности, вроде способности градоначальников летать по воздуху или ходить задом наперед, Салтыков как бы дает понять своему читателю, что его «Глуповский Летописец» рассказывает не только о «прошлом», но и о «настоящем», живой русской действительности середины XIX столетия.

…происходившие в высших сферах… — В тексте «Отеч. записок» вместо этого было «происходивших в Петербурге». Противопоставление Глупова Петербургу позволяло считать Глупов всего лишь неким провинциальным городом, что существенно ограничивало замысел «Истории одного города», и Салтыков сделал замену.

Все они секут обывателей… — Сечение как основной метод «воспитания» народа широко практиковалось в России не только во времена крепостничества, но и в «либеральные» 60-е годы. «Есть грубые натуры, на которых ничто не действует, кроме телесной боли», — цитирует, например, «Колокол» в августе 1864 года «Московские ведомости» Каткова («Колокол», 1864, 15 августа, № 188, стр. 1548). По сообщению Л И. Розанова, Холмское земское собрание полагало необходимым в 1869 году «ввести вновь телесные наказания — с целию поднятия народной нравственности» (ОЗ, 1869, № 1, стр. 185) и т. д.

…возвышались до трепета, исполненного доверия. — «В душе ваших подданных, — писал по поводу «трепета» россиян энциклопедист Дени Дидро императрице Екатерине II, — есть какой-то оттенок панического страха — должно быть, следы длинного ряда переворотов и продолжительного господства деспотизма. Они точно будто постоянно ждут землетрясения и не верят, что земля под ними не качается, совершенно как жители Лиссабона или Макао, только с той разницей, что те боятся землетрясений материальных» («Дидро и Екатерина II», стр. 50).