…несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями.
— О «польской интриге» в XVIII веке очень много писал П. И. Мельников в книге «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская» (СПб. 1868). Все русские самозванцы, делает, например, «открытие» Мельников, были подготовлены поляками, которые при этом умели так хоронить концы в воду, что «ни современники, ни потомство не в состоянии сказать решительное слово об их происхождении» (стр. 37). Даже «пугачевский бунт, — убеждает Мельников читателя, — был не просто мужицкий бунт, и руководителями его были не донской казак Зимовейской станицы с его пьяными и кровожадными сообщниками. Мы не знаем, насколько в этом деле принимали участие поляки, но не можем и отрицать, чтоб они были совершенно непричастны этому делу» (стр. 34), и т. д.Охранительные силы
— в официальной фразеологии царизма и правой печати силы «содействия порядку», активно поддерживающие и охраняющие самодержавие.Был, по возмущении, уже день шестый.
— Стилизация под библейское сказание о сотворении мира богом — «И был вечер, и было утро: день шестый» («Бытие», 1, 31).Известие о Двоекурове
Впервые — в книге «История одного города». По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин), СПб. 1870, стр. 59–61.
Рукопись не сохранилась.
Несмотря на то что «Семен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год», то есть в годы царствования императрицы Екатерины II, образ статского советника Двоекурова, по-видимому, подсказан писателю образом Александра I в первые, «либеральные» годы его царствования. Об этом свидетельствует и упоминание о «конституционализме», якобы имевшем какое-то отношение к загадочной деятельности Двоекурова, и намек на «ужас», некогда испытанный Двоекуровым (об «ужасе» Александра после убийства его отца, императора Павла I, рассказывают почти все мемуаристы начала XIX столетия), и то, что он, «вспоминая (вероятнее всего, все то же убийство. — Г. И
.), всю жизнь грустил» (ср. с фамилией градоначальника Грустилова, откровенно напоминающего в «Истории одного города» императора Александра I). Вместе с тем рассказ о статском советнике Двоекурове, как и рассказы о других глуповских градоначальниках, направлен, естественно, не столько против конкретной личности (в данном случае — Александра I), сколько против очень распространенного и во второй половине XIX века определенного типа государственного деятеля, видящего в «рассмотрении» наук одну из важнейших преград на пути их «распространения».…послужить… поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где, в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
— Вероятнее всего, намек на некоторые «конституционные начинания» императрицы Екатерины II — не случайно градоначальствование Двоекурова «соответствовало… самым блестящим годам екатерининской эпохи», — объявившей себя в первой редакции своего «Наказа» сторонницей некоторых идей французских просветителей-энциклопедистов и издавшей одновременно указы, разрешающие помещикам ссылать своих крестьян на каторгу (1765) и запрещающие крестьянам — под страхом телесных наказаний и ссылки — жаловаться на своих господ.…записка о необходимости учреждения в Глупове академии… Она печатается дословно в конце настоящей книги, в числе оправдательных документов.
— Обещание это не было почему-то выполнено Салтыковым: «Записка» Двоекурова ни в издании 1870 года, ни в изданиях 1879 и 1883 годов не появилась. Однако в 1872 году в «Дневнике провинциала в Петербурге» «отставной подполковник Дементий Сдаточный» предлагает на рассмотрение «начальства» проект «О переформировании де сиянс академии», основной смысл которого сводится как раз к тому, о чем, несомненно, и мечтал в свое время Двоекуров: «в столичном городе С.-Петербурге учреждается особливая центральная де сиянс академия, назначением которой будет рассмотрение наук, но отнюдь не распространение оных».Голодный город
Впервые — ОЗ,
1870, № 1, стр. 1-16 (вып. в свет 16 января).Рукопись не сохранилась.