Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856

— Чего не было, того не было, а что было, знает про то головушка буйная да ноченька темная, — отвечал парень, потупляя голову и принимаясь отвязывать чемодан. — Прикажете нести, что ли?

— Неси… Да вот возьми сначала.

Грачов дал ямщику три целковых и почувствовал, что поквитался с ним совершенно. Таким образом в случае более горестном, если б ямщик, например, утонул, он положил бы его семейству приличную пенсию и совесть его точно так же была бы спокойна.

В десять минут вещи путешественников были перенесены на ботники; разместившись в них, они поплыли в путь не без чувства некоторого страха: ботники глубоко сидели в воде, возвышаясь над нею менее вершка. При малейшем неосторожном движении — если не совершенная гибель, то купание было неизбежно.

Едва отплыли они пятьдесят сажен, как послышали за собою плеск; оглянулись и увидали ямщика, ехавшего недалеко от них на своей пристяжной.

— Ты куда? — спросил с удивлением Грачов.

— А я шляпы поискать, — отвечал парень.

Тростников вспыхнул.

— Что ты, сумасшедший! Мало одного разу, хочешь еще попробовать, не приведется ли совсем утонуть? — закричал он в негодовании. — Воротись, безумная голова!

— Воротись! — строго повторил Грачов.

Ямщик ничего не отвечал и ехал вперед.

— Говорят, воротись, а то я Алексею Дементьичу напишу! — крикнул Грачов, но и угроза его не имела никакого действия.

— А не замайте его! — сказал гребец. — Не без шляпы же ему ехать домой, парень молодой: засмеют! Да и шляпа, говорит, новая; три рубля намедни в Гороховце дал!

— Так за три рубля и тонуть?

— Ну, не потонет.

— А уж лошадь верно утопит! Вот будет в барышах!

— Не утопит! Как утопить? — отвечал гребец. — Не бросать же шляпу, — прибавил он таким голосом, который ясно говорил, что сам гребец на месте парня сделал бы то же. — Ты, — закричал он парию, оборачиваясь к нему лицом, — лошадь-то не доезжая плотины привяжи, а сам и сплавай!

— Ладно! — отвечал ему парень. — Знаю!

— Да куда ж он сплавает? — с досадой спросил Тростников. — Ведь он искал своей шляпы — не нашел.

— Как же, искал, и мы даве искали. Да, вишь, дело было вкруте — к вашей милости торопились, ну и не нашли. А поищет, найдет. Куда ей деваться? Еще кабы место гладкое, а тут и уплыть ей далее нельзя: всё кругом кусты!

Тростинкой пожал плечами.

— Уж смотри ты, упрямая башка! — закричал Грачев ямщику, почти догнавшему их. — Усядься опять на дерево — подстрелю, как тетерю, ей-богу, подстрелю!

И, довольный своею остротою, Грачев рассмеялся и прибавил, обращаясь к Тростиикову:

— Ну, который же Леандр, по-твоему, лучше — немецкий или русский?

— Оба хороши в своем роде, — отвечал Тростников.

—  Ажелал бы я видеть русскую Геро! — сказал Грачев. — Я думаю, под одной ботник ко дну пойдет.

Но расположение к остроумным предположениям в нем вдруг прекратилось, и <он> быстро прибавил: — Осторожней, осторожней! — потому что ботник чуть не опрокинулся, наехав на какую-то корягу, едва торчавшую из воды. — Осторожней, осторожней! — закричал он.

— Ишь ты! — закричал в то же время гребец с другого Сотпика неосторожному своему товарищу. — Что ты глаза-то в кабаке, что ли, пропил? А ты гляди: ведь с господами едешь, тут долго ли до беды! Вот намедни, почитай, тут дядя Матвей опрокинулся!

— Что ж, потонул? — быстро спросил Грачов.

— Потонуть не потонул, — отвечал их гребец, — а окупался, сердечный. Тут где потонуть: глубокого места только и есть, что ключина, где даве Митюха огряз. А то до самой деревни больше как по пояс не будет. Тут всё сухо бывает в межень! Да и лес не больно чтоб густ — всё можно ехать…

— А далеко до деревни?

— Да с версту, не больше, А вот уж там, — продолжал гребец, — как за нашу деревню выедем, ну, там всего будет!

— Что ж?

— Проехавши так с версту нашими полями, будят Ниша, река, бурлит теперь, сердечная, потом лесом поедем, — лес густой-густой, — проедем лес, там опять Мичкора-озеро, большое озеро; вот как Вишу перевалим да озеро, ну и лесом маненько трудновато, а то всё ничего, плевое дело!

Лес начал редеть; показалась деревня, которой жители, по местному выражению, разделялись на облитых и необлитых; верхний конец деревни, расположенный на высоте бугра, избежал наводнения; зато нижний, ближайший к нашим путешественникам, тянувшийся по скату бугра, равно как все бани, сараи и прочие деревенские службы, разбросанные по уступам крутого оврага, — всё было затоплено и представляло довольно оригинальную и в то же время весьма плачевную картину. Таким образом приятели наши въехали водой в самую деревню и несколько времени плыли между двумя рядами изб, казавшихся как будто всплывшими; маленькие окна быстро раскрывались, и оттуда появлялись лица с выражением столь чрезвычайного удивления, о котором невозможно дать понятие, — доносились дикие и тревожные голоса, благим матом призывавшие сонных, хворых и работающих полюбоваться невиданным зрелищем:

— Митюха, брось стан-от! Брось скорей! Вишь, едут какие!

— Подь-ка, нодь-ка! глянь! глянь!