Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856

Как свидетельствуют варианты к роману, работа над ним была подчинена основной творческой задаче — показать соприкосновение путешественников, «тонкого человека Грачова» и его «приятеля»-оппонента Тростннкова, с народной жизнью. Поэтому столь большое внимание уделял Некрасов отделке описаний поры весеннего разлива, населения «облитых» и «необлитых» деревень и их быта, воспроизведению облика и поведения ямщиков и гребцов. Так, например, при обрисовке молодого возчика, поведавшего седокам об Адовщине и ее управляющем, особо детализировался эпизод ухода парня по воде в разведку, когда он чуть не утонул и потерял шляпу, юмористически оттенялась ссора его из-за этой шляпы со своими спасителями, рассказавшими об его прошлогодних любовных вояжах по воде, что оживляло образ «русского Леандра» (см.: Другие редакции и варианты, с. 600–604, варианты к с. 349–353, и реальный комментарий, с. 764). Стремясь ярче я убедительнее проиллюстрировать свой обобщающий вывод о надежности «слова» мужика, взявшего на себя обязанность доставить чью-либо «особу» (см. там же, с. 621–622, варианты к с. 366, строкам 7-12), Некрасов подчеркивал как мужество гребцов, борющихся с водной стихией, так и выносливость, спокойствие и скромность ямщика Никиты, который, подрядившись доставить через разлив барыню с семейством, многократно переносил на руках карету и пассажиров и потом совсем не кичился, даже не желал рассказывать о своем подвиге (см. там же, с. 616–619, 622–825, варианты к с. 363–364 и к с. 366–369). Следует отметить также представляющий интерес для объяснения подобных поступков, зачастую совершаемых без особых раздумий, зачеркнутый фрагмент рукописи, который повествовал о вере крестьян в коллективный опыт и был заменен в окончательном тексте одной фразой. Главная мысль этого отрывка: «„Люди ездят, люда делают, люди бают“ — великое слово в деревне» (там же, с. 620–621, вариант к с. 365, строкам 37–38). Раскрывая причины успеха «мирского» деятеля из крестьян Алексея Дементьевича Потанина, о котором ямщик говорит: «Правдой страшен, правдой и силен», Некрасов отмечал его нетерпимость к «фальши» (там 587, вариант к с. 329, строкам 13–14); описывая его жилище, образ жизни, обращение с подчиненными, старался показать, насколько просто и мудро его правление (см. там же, с. 589–593, варианты к е. 334–339). Изображение деревенской толпы, отношения крестьян к барину сопровождалось тщательной разработкой таких, например, сцен, как неожиданное появление в этих краях ботника в «господами» (см. там же, с. 606–609, варианты к с. 355–357). Одновременно, рисуя другие картины — освещенную заходящим солнцем полузатопленную избушку с работающим на крыше старшом и плавающей рядом в ботнике девочкой или «лагерь» переселенцев на бугре, каждый из которых занят каким-либо делом, Некрасов подчеркивал, что в этих необычных условиях сохраняются трудовой ритм жизни крестьян, ее значительность (см. там же, е. 625–626, 631–633, варианты к с. 370–371 икс. 380–381). С этой же целью велась работа над монологом Тростникова (в насмешливой интерпретации Грачова) о поэтическом чувстве крестьян, верных своим заливаемым полям, на которых пахали еще их предки (см. там же, с. 635–636, вариант к с. 383–384, строкам 30–21); уточнялись рассуждения о мудрости и тонкости народных определений сущности человека, выразительности народного языка, в частности наименования «рохля», отнесенного к типу последнего неудачливого ямщика (см. там же, с. 656–658, вариант к 6 399–400, строкам 35–33 — черновая и беловая редакции).

Иные штрихи вносил Некрасов в характеристику Грачова, всё более заостряя ее иронический подтекст. Так, например, после описания происшествия с едва не погибшим молодым ямщиком на полях было вписано замечание о том, что Грачов почувствовал себя совершенно расквитавшимся, дав тому три целковых, и рассуждение о спокойствии его совести в случае денежного обеспечения жертвы, а также подчеркнуто убеждение Грачова в «железном здоровье» русского мужика (см. там же, с. 604, вариант к с. 353, строкам 16–20, и с. 599–600, варианты к с. 347–348, строкам 42-2). Был также отшлифован диалог его с другим промокшим ямщиком, потчуя которого портвейном, Грачов не преминул упомянуть, что его следовало бы угостить «зуботычинами» (см. там же, с. 661, вариант к с. 404, строке 8). Дважды обращаясь в рукописи к итоговому анализу личности «тонкого человека», Некрасов особо остановился на его так называемом «гуманизме» и боязни упасть в глазах своих авторитетов — членов петербургского кружка (см. там же, с. 637, варианты к с. 385, строкам 23–26, и с. 661, варианты к с. 404, строкам 11–20).