Том 8. Сын охотника на медведей. Дух Льяно-Эстакадо

Когда ладонь юноши оказалась в руке Виннету, Мартин ощутил, как крепнет его чувство собственного достоинства. Такая похвала со стороны обоих знаменитостей вызвала внутри у него даже больше воодушевления, чем то, которое возникает, когда человек получает награду непосредственно из рук первого лица в своем государстве.

Маленький саксонец ткнул в ребро Толстяка Джемми и заметил:

— Это ли не славный подвиг? А?

— Еще бы! Я исполнился уважения к этому парню.

— Значит, теперь вы верите, что он и других медведей отправил к праотцам?

— Охотно.

— Да, он очень славный парень. Кто знает, как на его месте поступили бы вы… Почти уверен, что вы спокойно позволили бы медведю сожрать себя.

— Ну, не так уж спокойно. Я таскаю с собой свою старую «пушку» не для того, чтобы воробьев пугать.

— Вот как! Спрашивается только, попали бы вы хоть в одного воробья из своей хлопушки? Медведя, по-моему, на мушку взять легче. Подстрелили ли вы хоть одного?

— И не только одного.

— Послушайте, хватит врать-то! Не утруждайте себя напрасно, все равно вам никто не поверит.

— Хо! Как-то раз я даже проспал рядом с медведем всю ночь напролет и лишь утром заметил, что серый приятель по-соседски остановился на ночлег.

— Это немыслимо! Не заметить медведя, надо же! Разве зверь не храпел?

— Нет, этот экземпляр гризли сопел и хрипел, но только никак не храпел.

— Хм! Вы должны рассказать мне об этом.

— Сегодня вечером, когда сделаем привал. Сейчас нет времени.

Для шошонов медведь был желанной добычей. Его грудинка считалась вкусным лакомством, окорок ценился еще выше, а лапы вообще слыли изысканным блюдом. Лишь сердце и печень медведя индейцы выбрасывают, потому что считают их ядовитыми. Очень популярно у них медвежье сало, из которого они готовят маслянистую жидкость. Эта жидкость незаменима, например, при приготовлении боевой раскраски или охры, которой сиу разрисовывают линии пробора волос. Кроме того, индейцы натирают салом кожу, чтобы защититься от укусов москитов и других вредных насекомых.

На вопросительный жест вождя шошонов Мартин ответил:

— Пусть мои братья возьмут мясо медведя, а шкуру я оставлю себе.

Через две минуты шкура с хищника была содрана, а мясо разрезано на куски. Пока большинство шошонов свежевали тушу своими острыми, как бритвы, ножами для скальпирования и резали мясо длинными, широкими полосами, остальные занимались обработкой шкуры, разумеется, в предварительной пока стадии. Все прилипшие к ней остатки мяса были тщательно удалены, а шкура хорошо очищена, после чего череп медведя томагавком раскололи, чтобы мозгом хищника натереть внутреннюю поверхность шкуры для ее лучшей сохранности.

Со всеми этими работами воины управились за четверть часа и вернулись в лагерь. Шкуру взвалили на вьючную лошадь, которую шошоны предусмотрительно взяли с собой, а мясо засунули в «печи».

Печи? У индейцев с собой были печи? Само собой, только, конечно, эти печи были не из мрамора, фарфора или железа. Просто каждый положил свою долю мяса под седло. За время скачки оно обычно настолько размягчалось и запекалось, что к вечеру представляло собой готовый продукт и поедалось с огромным аппетитом. Конечно, какому-нибудь гурману из Старого Света такое блюдо вряд ли показалось бы очень аппетитным.

На полуденный отдых, прерванный охотничьим приключением, времени больше не оставалось, и вся компания снова тронулась в путь.

Глава восьмая ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФРЭНКА И БОБА

Путь вел дальше в долину, затем, попетляв между скал, вывел всадников наконец в широкую лощину, по которой они двигались раньше. Выяснилось, что благодаря указателю сиу отряд существенно сократил расстояние, а кроме того, теперь не осталось сомнений, что огаллала точно знают дорогу, по которой едут. Время от времени они оставляли другие указатели, подобные первому, особенно, когда изменялось направление их движения. Из чего следовало, что сиу до сих пор придерживались мнения, что Вокаде обязательно последует за ними.

Во второй половине дня отряд всадников достиг окруженной высокими скалами долины, своей формой напоминавшей эллипс, больший диаметр которого растянулся на несколько миль. В самом центре долины, как одинокая кегля, высилась одна-единственная скала. Ее белые гладкие стены посверкивали под солнцем, а на вершине виднелось плоское и широкое каменное изваяние, очень похожее на черепаху.

Ни один геолог не усомнился бы, что раньше здесь было озеро, берегами которому служили вздымающиеся вокруг скалы. А сама вершина торчавшей посреди долины скалы, будучи островом, очевидно, выступала из воды.

Не подлежит сомнению утверждение, что когда-то ландшафты Северной Америки украшали многочисленные пресноводные озера. Со временем вода спала, и некоторые водоемы превратились в долины, послужившие могильниками живущим тогда существам. Натуралисту, особенно палеонтологу, здесь, среди этих окаменелостей, настоящее раздолье — он может сделать совершенно неожиданные открытия.