Том 8. Труженики моря

Жильят знал море до тонкости. Как бы оно на него ни сердилось и как бы иной раз плохо с ним ни обращалось, они издавна были сотоварищами. То таинственное, что зовется океаном, не могло замыслить ничего такого, чего не разгадал бы Жильят. Наблюдательность, мечтательность и одиночество сделали его ясновидцем погоды — тем, кто по-английски называется weather wise.

Жильят подбежал к брам-гордень-блокам и потравил канат; затем схватил багор и, упираясь им в скалы, подтолкнул ботик, который больше не удерживался фертоинг, на несколько саженей дальше от Дюранды, к выходу из теснины, поближе к заграждению. Места для маневра было вволю, как говорят гернсейские матросы. Не прошло и десяти минут, как лодка уже была выведена из-под остова парохода. Нечего было бояться, что труба снова попадет в западню. Пусть теперь поднимается прилив.

Однако Жильят как будто и не думал собираться в путь.

Пристально вглядевшись в фосфоресцирующее море, он поднял якоря, но не для того, чтобы сняться с места, а чтобы снова поставить лодку фертоинг, и поставить очень прочно, — правда, возле самого выхода.

До сих пор он пользовался только двумя якорями ботика и не прибегал еще к маленькому якорю с Дюранды, найденному им, как известно, среди подводных камней. Пароходный якорь лежал наготове в лодке, вместе с целым запасом тросов, такель-блоков и с якорным канатом, прихваченным легко рвущимися стопорами, которые не дают якорю ползти. Жильят бросил и этот третий якорь, тщательно подвязав канат к тросу, один конец которого был взят за рым якоря, а другой соединялся с брашпилем ботика. Таким образом он поставил лодку на три якоря — в положение более надежное, чем на двух якорях фертоинг. Все это говорило о том, что Жильят весьма озабочен и что он удвоил предосторожности. Моряк угадал бы в этих действиях нечто — подобное постановке на якоря на время непогоды, когда можно опасаться течения с подветренной стороны.

Фосфоресценция, за которой Жильят внимательно наблюдал, быть может, грозила бедой, но в то же время оказывала услугу. Не будь ее, он все еще оставался бы пленником сна и жертвой ночи. Она разбудила его и светила ему.

Она озаряла риф тусклым светом. Но это освещение, вызвавшее такое беспокойство у Жильята, сослужило ему службу, обнаружив опасность и сделав возможным маневр судна. Теперь он мог поставить паруса, когда вздумается: лодка с машиной на борту была свободна.

Но Жильят, казалось, забыл о возвращении на Гернсей. Поставив ботик на три якоря, он принес из своего склада самую крепкую цепь, какая только у него была, и, прикрепив ее к гвоздям, вколоченным в оба Дувра, укрепил ею с внутренней стороны заслон из бортовой обшивки и брусьев, уже защищенный снаружи другой цепью, натянутой крестообразно. Он и не собирался открывать выход из ущелья, наоборот, — запер его крепко-накрепко.

Фосфоресцирующее море все еще светило ему, но слабее. Правда, уже занималось утро.

Вдруг Жильят насторожился.

XI Имеющий уши да слышит

Ему послышались какие-то слабые, неясные звуки, долетавшие из бесконечных далей.

Морская пучина порою глухо рычит.

Он снова прислушался. Отдаленные раскаты возобновились. Жильят покачал головой, как человек, понимающий, в чем тут дело.

Через несколько минут он уже был на другом, восточном конце пролива, еще не загражденном, и мощными ударами молота вколачивал огромные гвозди в гранитные устои ворот ущелья, примыкавшие к утесу «Человек», как он это сделал между Дуврами.

Гнезда для гвоздей были подготовлены заранее: в расщелинах скал прочно сидели деревянные клинья, почти все из сердцевины дуба. С этой стороны риф выветрился и был усеян множеством трещин, поэтому Жильяту удалось вогнать туда еще больше гвоздей, чем в подножие обоих Дувров.

Фосфорическое свечение вдруг померкло, будто его задули сверху; на смену ему пришел предрассветный сумрак, светлевший с каждой минутой, с каждой секундой.

Вбив гвозди, Жильят притащил балки, затем веревки, затем цепи и, не поднимая глаз, ни на миг не отвлекаясь, стал укладывать балки горизонтально, перевязывая их канатом; он воздвиг поперек узкого входа сквозную плотину, подобную тем волнорезам, которые признаны современной наукой.

Кому случалось видеть, например, в Рокене на Гернсее или в Бурдо во Франции, чего можно добиться при помощи свай, вбитых в скалы, тот поймет, насколько мощны эти простейшие приспособления. Сквозной волнорез представляет собою сочетание того, что во Франции именуется «струенаправляющей дамбой», с тем, что в Англии именуется просто «дамбой». Такие волнорезы как будто служат рогатками против бури. Когда борешься с морем, надо пользоваться тем, что сила эта может дробиться.

Тем временем взошло солнце, погода стояла ясная. Небо было чисто, море спокойно.

Жильят торопился. Он тоже был спокоен, но его поспешность говорила о внутренней тревоге.