Ланин. У нас все так… немного слабы насчет чувств. Да-с, слабы. Вот и я… собственно, что же. Евгений человек хороший, фантасмагорист немного, но хороший. Я люблю таких юношей… И все-таки я разволнован, не могу отрицать. (Улыбается, ходит взад и вперед.) Ксенюшка очень на мать покойницу похожа. Она такая же была. Только тогда по-другому одевались. Все – и свет в глазах, и руки… Все, ведь, тоже здесь было (закрывает глаза рукой). Тридцать лет было, а будто вчера. И весна была такая же, дух шиллеровский. В то время мы много читали Шиллера.
Ксения. Мамы… нет! Отчего нет мамы, я бы ее целовала, она бы плакала со мной.
Ланин. Ну, это уж… да. Тут ничего не поделаешь.
Ксения. Я помню маму молоденькой.
Ланин. Она умерла сорока лет.
Ксения. Все равно, я ее помню молодой. Не знаю, сколько ей было, только она была молодая. Я помню ее волосы, и как от нее пахло.
Ланин(Евгению). Берегите Аксюшу. Вы знаете, это очень трудное дело, жизнь. И вы ее охраняйте. Много вы еще тяжелого хлебнете друг с другом, это уж так положено – все несите. И только знайте, что надо… да… Бога просить, чтобы своей любви не переживать. Если уйдет она из жизни раньше вас… ну, многое вы тогда узнаете.
(За сценой хохот Марьи Александровны и голоса.)
Ксения. Это наши!
(Входит Елена с Фортунатовым, Коля ведет под руку Марью Александровну.)
Фортунатов. Я продолжаю утверждать, что все у вас здесь чрезвычайно замечательно и прекрасно. (Панину). Я в восторге от вашей усадьбы. Так светло, обширно, сад, пруды, оранжереи. Я, знаете ли, чувствую, что здесь была богатая жизнь… и как бы сказать – жизнь любви. Где ж было и любить этим людям прошлого, как не в роскошных парках, такими веснами, когда все, повторяю, кажется фантастичным и таинственным.
Марья Александровна(хохоча). Здесь, может, и любят, а не только любили. Любят, любят, наверно, от меня не скроешь.
Елена(смеется – немного пьяно). Любят? Вы находите, что любят? Диодор Алексеевич, вы тоже находите?
Фортунатов. Да, здесь можно опьянеть. И мне это чрезвычайно радостно. Мне кажется, что здесь человеческая душа, среди света и зелени, должна как бы распускаться и цвести. Знаете ли, все нежнейшее и лучшее, что в ней есть, выходит наружу.
Ланин(встает). Господа, теперь можно не скрывать: вы попали как раз на помолвку. (Берет за руки Евгения и Ксению.) Позвольте представить – жених и невеста.
Елена. Ксения, невеста? Правда? Я так и знала. (Целует ее.)
Ксения. Целуй меня, целуй крепче!
Елена. Милая, милая!
Фортунатов. Ах, вот как, весьма приятно (Панину, Евгению). Позвольте поздравить от души, я хотя и чужой здесь, но дружба с Еленой Александровной…
(Вбегает Наташа)
Наташа. Целуются? Мама? Ксюша? Что такое? А?
Ланин. Свадьба, коза Ивановна, да не твоя.
Наташа. Ксюша с Евгением? Молодцы! Свадьба, свадьба-у-у!! (Визжит, крутится на одной ножке.) Женька, молодец, подсидел. (Кидается ему на шею.) Ходил, ходил по аллеям и доходился. (Теребит его и как бы с ним борется.)
Евгений(смеясь). Наташа! Какая ты!
Наташа. Отобрал у меня тетушку, противный!
(Входят Тураев и Николай Николаевич)
Николай Николаевич. А-а, свадьба. Браво, Евгений Иваныч, Ксения, поздравляю.
(Тураев подходит к Ксении и целует руку)
Тураев. Вот он, свет-то полей! Вот она, королева наша!
Фортунатов(жене). Какое доброе предзнаменование! Мари, милая, ты не находишь, что это страшно хорошо, что мы приехали именно сегодня, в такой радостный день! Я снова утверждаю – я предчувствовал, что здесь должно произойти что-то превосходное. Мари, разве я не говорил тебе, что мое сердце расцветает? (Подходит к Ксении и целует руку.) Поздравляю, от всей души. Я не так молод, как вы, но мое сердце всей силой отзывается на зрелище высоких радостей жизни.
(Марья Александровна весело смеется).
Марья Александровна. Речь произнеси, речь! (Хлопает его по плечу.) Ах ты, друг ты мой сердечный!
Фортунатов. Чего ты смеешься, Машенька? Право, я, кажется, ничего смешного и не говорил.
Марья Александровна. Ты просто очень мил… очень мил.
Ланин. Господа, прошу покорно. У меня найдется по бокалу доброго вина. Надо чокнуться. (Хлопает Фортунатова по плечу.) Идем в столовую, профессор, пока достанут вина, я покажу вам масонские книги, – здесь осталось кое-какое старье.