Том 8. Золотая Кастилия. Медвежонок Железная Голова

— Вернемся к нашим делам. Наши товарищи закончили все гидрографические работы. Тихий Ветерок теперь знает бухту так же хорошо, как самые лучшие лоцманы; планы Маракайбо, Мериды, Гибралтара составлены. Теперь мы знаем силы наших врагов и можем действовать, когда сочтем нужным, с уверенностью в успехе. Больше нам ничего не нужно, не правда ли?

— Я думаю, да.

— С другой стороны, дон Фернандо д'Авила с минуты на минуту ждет приезда какого-то знатного лица, с которым нам не следует встречаться; до сих пор случай так благоприятствовал нам, что мы не можем дольше употреблять во зло его благосклонность. Дела наши закончены, уедем.

— С тем, чтобы вскоре появиться?

— Конечно, именно такова моя мысль.

— Но чем мы мотивируем наш отъезд? Не можем же мы уехать просто так, ни с того ни с сего!

— Конечно, нет. А предлог очень простой: здесь проверка счетов интендантов окончена, и я продолжаю свою ревизию в других местах.

— Да, похоже, — со смехом согласился молодой человек, — губернатору покажется это в порядке вещей.

— Я уже намекнул ему на это сегодня и должен признаться, что он очень любезно принял мои слова к сведению. Между нами, друг мой, мне почему-то кажется, что дон Фернандо д'Авила будет рад нашему отъезду.

— Я и сам так думаю, — с насмешкой заметил Филипп.

— Что заставляет вас так думать? — спросил Монбар.

— Ничего, но я в этом уверен.

— Опять загадки, черт вас побери! Хорошо, не хочу удерживать вас дольше; вы, должно быть, нуждаетесь в отдыхе. Я ухожу. Спокойной ночи, любезный Филипп… Хотите я скажу вам кое-что?

— Говорите.

— Я убежден, что все мы таскали для вас каштаны из огня и что вы лучше всех нас устроили свои дела. Я угадал?

Филипп громко расхохотался, пожал руку своему товарищу, и они расстались.

— Что за беда, даже если он угадал? — прошептал Филипп, оставшись один. — Разве я не уверен в его дружбе и преданности?

Он лег в постель и предавался сладким грезам до утра.

В десять часов граф де л'Аталайя призвал к себе своего секретаря. Когда Данник вошел в комнату Филиппа, тот еще спал со счастливой беззаботностью молодости, для которой существует только настоящее и которая не заботится ни о прошедшем, ни о будущем. Данник с трудом разбудил молодого человека.

— Черт тебя побери! Надоел! — вскричал Филипп, приподнимаясь на постели и протирая заспанные глаза. — Мне снился такой хороший сон!

— Ба! — философски ответил работник. — Самый лучший сон не стоит действительности.

— Это ты, Данник? Чего ты от меня хочешь?

— Во-первых, отдать вот этот футляр, который сегодня утром к вам принесли.

— Давай сюда! — вскричал Филипп, вырывая из рук Данника футляр и пряча его под изголовье. — Что еще?

— Как вы нетерпеливы! Монбар ждет вас в гостиной; там собралось человек двадцать, и все болтают наперебой, кто кого перещеголяет. Кажется, вы там нужны.

— Кто же это?

— Наши товарищи, губернатор и с ним еще какие-то люди в мундирах.

— Ах, черт побери! Я не заставлю себя ждать.

— Поспешите же.

— Через пять минут я буду готов. Скажи, что я сейчас выйду.

— Хорошо.

Данник вышел. Молодой человек соскочил с постели и начал одеваться, но вдруг остановился и вынул из-под изголовья футляр, который он спрятал туда. Раскрыв его, Филипп увидел перстень — очень простой, но с бледным рубином дорогой цены.

— Странно! — прошептал он, внимательно рассматривая перстень, который вертел в руках.

Ему послышался шум; тогда он спрятал перстень с футляром на груди и опять начал одеваться.

Через десять минут он вошел в гостиную, где собралось многочисленное общество, как и сказал Данник.

Монбар в восемь часов утра отправился к губернатору с намерением сообщить ему о своем отъезде и проститься с ним. Дон Фернандо д'Авила прекрасно принял графа де л'Аталайя, любезно посетовал на то, что он так скоро оставляет колонию, и настаивал, правда слабо, чтобы граф продолжил свое пребывание в Маракайбо. Убедившись, что намерение графа непоколебимо, губернатор пожелал ему благополучного пути, и оба расстались, казалось бы, в полном восторге друг от друга.

Вернувшись домой, Монбар послал Данника к Мигелю с приказом быть готовым в скором времени сняться с якоря, а также сойти на берег со всеми офицерами, чтобы проститься с высшим руководством колонии.

Мигель и другие флибустьеры, постоянно остававшиеся на шхуне и подчиненные строгой дисциплине, с живейшей радостью приняли известие об отъезде. Продолжительное пребывание у этих берегов начинало сильно их тяготить, во-первых оттого, что они должны были примерно себя вести, а во-вторых, они боялись быть узнанными в любую минуту. Мигель, не теряя ни минуты, запасся водой, закупил свежую провизию и отозвал на шхуну шестерых матросов, которые под предлогом охоты разведывали окрестности города. Шхуна буквально за несколько минут была готова выйти в открытое море. Мигель надел парадный мундир и в сопровождении своих офицеров отправился на берег, где нанес ряд визитов и простился с начальством колонии.