Том 9

Обсуждение восточного вопроса в палате общин представляло собой в высшей степени интересное зрелище. Лорд Рассел открыл спектакль в тоне, вполне соответствующем той роли, которую ему предстояло сыграть. Этот крошечный гном, считающийся последним представителем некогда могущественного вигского рода, говорил скучно, приглушенным голосом, в сухой, монотонной и плоской манере, не как министр, а как уголовный хроникер, ослабляющий впечатление от описываемых им ужасов тривиальной, обыденной и казенной формой изложения. То, что он говорил, было не «защитительной речью», а скорее исповедью. Если что и спасает эту речь, так это се прямолинейность; казалось, маленький человек стремился этим успокоить какое-то внутреннее болезненное чувство. Даже неизбежная фраза о «независимости и неприкосновенности Оттоманской империи» звучала как давнее воспоминание, вкравшееся по недосмотру в надгробную речь над этой империей. О впечатлении от этой речи, которая претендовала на то, чтобы объявить восточные осложнения улаженными, можно лучше всего судить по следующему факту: в Париже произошло падение ценных бумаг, как только она была передана туда по телеграфу.

Лорд Джон был прав, утверждая, что правительство не нуждается в его защите, ибо на него никто не нападал; напротив, палата обнаружила явную склонность целиком предоставить ведение переговоров исполнительной власти. И действительно, ни один член парламента не внес предложения, которое бы требовало от министров принять участие в дискуссии, а вне палаты не состоялось ни одного собрания, которое потребовало бы, чтобы члены парламента приняли такого рода предложение. Если политика министерства была полна таинственности и мистификаций, то это произошло с молчаливого согласия парламента и публики. Если не публикуются документы до окончания переговоров, то это, по уверению лорда Джона, — освященный веками закон, установившийся в силу парламентской традиции. Было бы утомительно следовать за лордом Джоном, пока он приводит перечень всем известных событий, которые в его изложении не становятся более интересными, ибо он не рассказывает, а перечисляет. Тем не менее, есть несколько важных пунктов, которые никем еще до лорда Джона не были официально отмечены.

Еще до приезда князя Меншикова в Константинополь русский посол известил лорда Джона, что царь намеревается послать в Константинополь специальную миссию, которая должна ограничиться предложениями по поводу святого креста и связанных с этим привилегий греко-православной церкви. Британский посол в Петербурге и британское правительство не подозревали никаких иных намерений со стороны России. Только в начале марта турецкий министр сообщил лорду Стратфорду (по уверению г-на Лейарда, полковник Роуз и многие другие лица в Константинополе были уже раньше посвящены в эту тайну), что князь Меншиков предложил тайный договор[252], несовместимый с независимостью Турции, заявив при этом, что, если Франция или Англия будут поставлены в известность об этом предложении, Россия будет рассматривать это как акт прямой враждебности по отношению к ней, Одновременно стало известно, — и не только по слухам, а из надежных донесений, — что Россия стягивает большое количество войск к турецкой границе и к Одессе.

Что касается ноты, с которой обратилось к царю венское совещание и которую он принял, то она была подготовлена в Париже г-ном Друэн де Люисом, положившим в ее основу ответ Решид-паши на последнюю русскую ноту[253]. Через некоторое время ее приняла Австрия, видоизменив и выдвинув 24 июля как свое собственное предложение, а свой окончательный вид нота получила 31 июля. Австрийский министр еще до этого передал ее русскому посланнику в Вене, который уже 24 июля, то есть еще до ее окончательной редакции, послал ее в С.-Петербург. И лишь 2 августа, после того как царь согласился с ней, она была отправлена в Константинополь. Таким образом, она по существу является русской нотой, адресованной султану при посредничестве четырех держав, а не нотой четырех держав, адресованной России и Турции. Лорд Джон Рассел уверяет, что эта нота то своей форме не совпадает в точности с нотой князя Меншикова», признавая тем самым, что по своему содержанию она в точности с ней совпадает. Чтобы на этот счет не оставалось никакого сомнения, он прибавляет:

«Император полагает, что цели его будут достигнуты».

Проект не содержит даже намека на эвакуацию Дунайских княжеств.

«Если даже Турция и Россия придут в конце концов к соглашению на основе этой ноты», — говорит лорд Джон, — «то все же остается нерешенным важный вопрос об эвакуации княжеств».