Том 9

Но это лишь одна сторона дела. Как теперь не подлежит никакому сомнению, русские не могли к концу октября собрать в Валахии более 50000—55000 бойцов. Если принять во внимание бездорожье и пересеченный характер местности, что делает неизбежным рассредоточение сил, если, далее, учесть урон, который обычно несет каждая действующая армия, то русские ни в одном пункте безусловно не могли сразу сконцентрировать более 30000 человек. 40000 турок, которые были бы сосредоточены в каком-нибудь пункте Валахии, несомненно, разбили бы их; и можно определенно сказать, что если бы турки хотели этого и в надлежащее время приняли необходимые меры, то они сравнительно легко сосредоточили бы такое же или даже двойное число солдат. Однако вмешательство европейской дипломатии, нерешительность Дивана, колебания в турецкой политике по отношению к Сербии и другие обстоятельства подобного рода привели, по-видимому, к ряду полумер, которые поставили Омер-пашу к началу военных действий в весьма своеобразное положение. Он знал о слабости русских и сам располагал армией, которая имела значительное численное превосходство и рвалась в бой. Но его армия была разбросана на пространстве в 350 миль длиной и от 50 до 100 миль шириной. Естественным следствием этого была та скованность, которой отличались его операции в начале ноября. Переправа у Калафата, которая при других условиях была бы ошибкой, сделалась, таким образом, своего рода необходимостью, ибо Видин был естественным пунктом сосредоточения приблизительно 20000 человек, которые без этой переправы остались бы в полном бездействии, так как были слишком удалены от основных сил армии. Эта переправа дала туркам, по крайней мере, возможность сковать часть русских сил и добиться благоприятного для турецкой армии морального эффекта.

Переправа у Олтеницы, задуманная, очевидно, как основной удар, посредством которого должен был быть взят Бухарест и отрезан путь отхода русским, отвлеченным на запад операцией у Калафата, не имела никакого результата, так как, по-видимому, не были собраны силы, необходимые для движения на Бухарест. Моральный эффект, вызванный сражением при Олтенице, был, конечно, большим плюсом; но иную роль сыграло бездействие после победы, продолжавшееся девять дней и завершившееся, ввиду начала дождливой погоды, добровольным отступлением турок за Дунай. Это бездействие и это отступление может быть и не ослабят ободряющего влияния победы на настроение турецкого солдата, но они подорвут престиж турецкого генерала, и, вероятно, в большей мере, чем он того заслуживает. Однако, если первым виновником этого является Диван, то кое в чем следует все-таки признать виновным и Омер-пашу. Провести двенадцать дней на левом берегу Дуная, обладать мостом и предмостным укреплением, достаточно сильным, чтобы отразить сосредоточенные силы русских, иметь за собой многочисленную, рвущуюся в бой армию и не найти способа перебросить 30–40 тысяч человек, — поистине все это не могло иметь места без определенной оплошности со стороны генерала. Русские могут быть благодарны за свое избавление. Никогда русская армия не выходила даже из наполовину менее тяжелого положения с таким незначительным материальным ущербом. Русские могли быть полностью истреблены, и все же они оказались целы и невредимы. Весьма сомнительно, допустят ли они когда-либо повторение столь неблагоприятного для них положения.

Написано Ф. Энгельсом около 2 декабря 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Dally Tribune» № 3952, 16 декабря 1853 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА. — ПРОМЫШЛЕННОЕ БЕДСТВИЕ

Лондон, пятница, 2 декабря 1853 г.