Том 9

— Мужчины, — заявила мисс Минивер, — всегда все делают без причин! Всегда! И сами этого не ведают. Понятия не имеют! Это одна из их худших черт, одна из самых худших.

— Но я боюсь, Ви, — заметила Констэнс, — что, если тебе запретили, а ты все-таки пойдешь, произойдет ужасный скандал.

Анна-Вероника решила быть откровенной до конца. Положение, в которое она попала, очень тревожило ее, а у Уиджетов ее окружала атмосфера нетребовательности и сочувствия и вызывала желание многое обсудить.

— Дело не только в танцах, — сказала она.

— Тут еще и курсы, — добавила Констэнс, как более опытная.

— Тут вся ситуация. Видимо, я еще не имею права жить. Не имею права учиться, расти. Я должна сидеть дома и находиться как бы в подвешенном состоянии.

— О, какая тоска! — изрекла мисс Минивер гробовым голосом.

— Надо выйти замуж, Ви, — заявила Хетти.

— У меня нет желания.

— Тысячи женщин выходили замуж только ради свободы, — снова изрекла мисс Минивер, — тысячи! Тьфу! И оказалось, что брак — это еще большее рабство!

— Должно быть, — заметила Констэнс, продолжая рисовать ярко-розовые лепестки, — такова наша судьба. Но это ужасно.

— В чем же ты видишь нашу судьбу? — спросила ее сестра.

— В рабстве, угнетении. Когда я об этом думаю, я всякий раз вижу перед собой мужской сапог. Мы храбро это скрываем, но так оно и есть. Ах, черт! Брызнула!

Мисс Минивер придала себе внушительный вид. Она обратилась к Анне-Веронике, словно решила поведать великие открытые ею тайны.

— В том смысле, в каком дело обстоит сейчас, — это верно. Мы живем, подчиняясь созданным мужчинами законам, и в этом их сила. Фактически каждая девушка, за исключением очень немногих, которые преподают или печатают на машинке, да и то им платят гроши и выжимают все соки, — страшно подумать, как выжимают соки… — Она потеряла нить и не вывела никакого заключения. После паузы она закончила: — Так будет до тех пор, пока мы не получим избирательных прав.

— Я всей душой за избирательное право, — сказал Тедди.

— Вероятно, девушкам и впредь будут платить гроши и выжимать из них все соки, — заметила Анна-Вероника. — Вероятно, нет возможности получить приличный заработок и стать независимой.

— Женщины фактически лишены экономической свободы потому, — сказала мисс Минивер, — что у них нет свободы политической. Уж об этом мужчины позаботились. Единственная профессия, которая считается для женщины подходящей, — разумеется, кроме сцены, — это преподавание, и тут мы буквально топчем друг друга. Все остальное — юриспруденция, медицина, биржа, — к ним предрассудки закрывают нам доступ.

— Существует еще живопись, — заметила Анна-Вероника, — и литература.

— Талант есть далеко не у всех. Да и тут перед женщинами не открыта широкая дорога. Мужчины против нас. Что бы мы ни сделали, все сводится на нет. Самые лучшие романы написаны женщинами, а посмотрите, как до сих пор мужчины иронизируют над женщинами-романистками. Если женщина хочет выдвинуться — у нее только один путь: понравиться мужчинам. Они воображают, что мы только для этого и существуем!

— Мы скоты, — заявил Тедди, — скоты!

Однако мисс Минивер не обратила внимания на его признание.

— Конечно, — продолжала мисс Минивер вибрирующим от волнения голосом, — конечно, мы нравимся мужчинам. Мы обладаем этим даром. Мы видим их со всех сторон и все, что в них скрыто, видим их насквозь, и многие из нас молча пользуются этим для наших целей. Не все, но многие из нас. Пожалуй, слишком многие, Интересно, что сказали бы мужчины, если бы мы сбросили маски, если бы мы объяснили им, какого мы в действительности мнения о них!

На ее щеках вспыхнул лихорадочный румянец.

— Материнство — вот в чем наша гибель, — добавила она.