Том 9

— Может быть, страсть просто еще не проснулась, — сказал он. — Откуда вам знать?

— Так мне кажется. Может быть, я просто холодная женщина.

Она смолкла. Он слушал ее очень внимательно.

— Вы очень хорошо относились ко мне, — заговорила она снова.

— Я отдал бы жизнь ради вас.

У нее на сердце потеплело. И ей показалось, что жизнь может быть еще очень хороша при его доброте и жертвенности. Она представила себе, что он всегда будет великодушен и готов помочь, осуществляя свой идеал защиты и служения, по-рыцарски предоставит ей жить, как она захочет, раз уж с таким бесконечным великодушием восторгается каждой чертой ее неотзывчивого существа. Она продолжала постукивать пальцами по переплетениям ракетки.

— Это выглядит очень нечестно, — сказала она, — брать все, что вы мне предлагаете, и так мало давать взамен.

— Для меня в этом весь мир. И мы же не купцы, которые стараются не продешевить.

— А знаете, мистер Мэннинг, мне действительно не хочется замуж.

— Знаю.

— И мне… мне кажется… что я недостойна… — она поискала слова, — той благородной любви, которую вы предлагаете мне…

Она смолкла, чувствуя себя бессильной выразить свою мысль.

— Об этом предоставьте судить мне, — отозвался Мэннинг.

— А вы согласились бы подождать?

Мэннинг молчал довольно долго.

— Как прикажет дама моего сердца.

— И вы отпустили бы меня учиться?

— Раз вы приказываете ждать…

— Я думаю, мистер Мэннинг… Не знаю. Все это так сложно. Когда я думаю о той любви, которую вы дарите мне… Вам тоже нужно отвечать любовью.

— Я вам нравлюсь?

— Да. И я очень благодарна вам…

Воцарилось молчание. Мэннинг время от времени ударял ракеткой по земле.

— Вы самое совершенное, самое изумительное создание: нежная, открытая, умная, смелая, прекрасная. И я ваш слуга. Я готов ждать вас, служить вашим радостям, отдать мою жизнь, чтобы победить все трудности. Только разрешите мне носить вашу ливрею. Дайте мне возможность хотя бы попытаться заслужить вашу любовь. Вы хотите немного подумать, побыть еще на свободе. Как они похожи на вас — Диана, Паллада-Афина! (Скорее, Паллада-Афина.) Вы образ всех стройных богинь. Я понимаю. Разрешите мне считать себя обрученным. Вот все, о чем я прошу.

Она взглянула на него; его склоненный профиль казался красивым и решительным. В душе у нее поднялась волна благодарности.

— Вы слишком хороши для меня, — сказала она вполголоса.

— Значит, вы… вы согласны?

Наступила долгая пауза.

— Это нечестно…

— Но вы согласны?

— Да.

На несколько мгновений он словно замер.

— Если я буду тут сидеть, — сказал он, порывисто поднимаясь с места, — я начну кричать от радости. Давайте ходить. — Тум, тум, тири-тум, тум, тум-ту-тум — этот мендельсоновский марш! Если вас может удовлетворить сознание, что вы сделали одного человека абсолютно счастливым…

Он протянул к ней руки, и она тоже встала.

Он привлек ее к себе сильным и решительным движением. Затем вдруг на виду у всех этих окон обнял ее, прижал к себе, стал целовать ее покорное лицо.

— Пустите! — воскликнула Анна-Вероника, слегка сопротивляясь, и он тут же разжал объятия.

— Простите меня, — сказал он, — но во мне все поет.

На миг ее охватил полнейший ужас от того, что она наделала.

— Мистер Мэннинг, — сказала она, — вы пока… никому не скажете? Вы сохраните нашу тайну? А то меня берет сомнение… не говорите, прошу вас, даже моей тете…

— Как вы пожелаете, — ответил он. — Но если по моему виду догадаются? Я никак не могу с собой справиться. Вы хотите держать это в тайне… долго?

— Совсем недолго, — отозвалась она. — Да…

Но и кольцо, и торжествующее выражение в теткиных глазах, и что-то одобрительное, появившееся в тоне отца, и его новое стремление восхвалять Мэннинга с какой-то подчеркнутой беспристрастной объективностью — все это вскоре сделало вполне явным содержание их условной тайны.

5

Вначале Анне-Веронике казалось, что она относится к Мэннингу прекрасно, трогательно. Она восхищалась им, быть может, жалела, испытывала к нему искреннюю благодарность. Она даже допускала, что со временем полюбит его, несмотря на тот неуловимый оттенок нелепой выспренности, который ощущался в его изысканных манерах. Конечно, она никогда не будет любить его так, как любит Кейпса, но сила и характер любви ведь бывают разные. В отношении Мэннинга ее любовь будет более сдержанной. Намного сдержаннее — благоразумная, безрадостная любовь кроткой, добродетельной, смиренной жены. Она была убеждена, что помолвка, а затем брак с Мэннингом и есть тот самый компромисс, который определяет пути к благоразумию. Для нее это, пожалуй, самый лучший вариант существования в мире, одетом в чехлы. Она представила себе свою жизнь, построенную на такой основе, — всегда умеренную, но приятную и красивую, возможно, не лишенную горечи; жизнь, полную самообуздания, отречений и умалчиваний…

Но прежде всего надо распутать дело с Рэмеджем; этот долг мешает ее планам. Она должна объяснить, что произошло, вернуть эти сорок фунтов…