Том 9

Иван. Не ругай его, Вася – мудрый. (Гладит его по голове.) Не пужайся, я в обиду не дам… Скажи, зачем денежку дал?

Василий. Мне люди велели… Подай, сказали, царю денежку – мимо бояр.

Иван. Мимо бояр? Так сказали?

Василий. О, хо-хо…

Иван. А на что мне денежка?

Василий. Царь воевать собрался, ему денежка пригодится.

Иван. Сильвестр, слушаешь?

Сильвестр. Слушаю, государь.

Иван(блаженному). С кем я воевать собрался?

Василий. О, хо-хо…

Иван. Что люди говорят? (Взял его за плечи, притянул.) Скажешь?

Василий. Какой ты грозной… Я уйду лучше… Пусти.

Иван. Что на Москве шепчут?

Василий. Сам догадайся, родимый, сам… сам… Иван оставляет его, стремительно встает и уходит в правую дверь.

Сильвестр. Вор, сучий сын, рвань подворотная… Язык тебе отрежу!..

Василий. Ой, ой! А я ничего не вымолвил… Не режь мне язык, поп, – без языка я страшнее буду.

Иван возвращается с шапкой, полной денег, подает ее Василию.

Иван. Шапку прими в дар, милостыню раздай людям – кои ко мне с любовью.

Василий. Денежек полный колпак!.. О, хо-хо…

Иван. Иди с миром.

Василий. Преклони ухо. (Шепчет ему на ухо.)

Иван криво усмехается.

Вот как на Москве говорят: наш-то Иван – большая гора.

Василий блаженный уходит. Иван, нахмуренный, садится у стола.

Сильвестр. Государь, бояре ближней думы тебя ждут, съехались давно… Ты велел приготовить грамоту к великому магистру ордена Ливонского.[147] Грамоту я набело переписал. Сам будешь читать в думе или прикажешь мне?

Иван. Пусть бояре ждут. А скучно станет – пусть едут по дворам.

Сильвестр(страстно). Зачем отсекаешь ветви древа своего? Зачем кручину возвел на ближних своих? Чем тебя прогневили? Чем не угодили? Между князей, бояр, верных слуг, – стоишь ты, как сосуд пресветлый в облацех фимиама славословия…

Иван(с усмешкой). В облацех фимиама суесловия и празднословия…

Сильвестр. Ум твой стал как щелок и уксус. Где смирение твое, где кротость? Каким еще несытством горит твое сердце? К совету мудрых ухо твое стало непреклонно, гневно лицо твое даже и во смирении… Ты – победитель, как Иисус Навин, рукой остановил солнце над Казанью и месяц над Астраханью… Все мало тебе… Жить тебе в кротости да в тихости, как бог велел… Ты ж замыслил новую потеху кровавую… И уже ты страшишься совета мудрых.

Иван. Молчи, поп, не вводи меня в грех… Не подобает священникам царское творити… Филипп пришел?

Сильвестр. В сенях ждет.

Иван. Поди позови.

Сильвестр уходит. Иван берет одну из грамот, читая, качает головой. Присев к столу, пододвигает медную чернильницу, выбирает перо, вытирает кончик о кафтан и начинает черкать грамоту и надписывать. Из левой двери входит Федор Басманов – красивый ленивый юноша с женскими глазами.

Чего тебе?

Басманов. Посланный твой Малюта Скуратов прибыл из Пскова. Ждет. Я ему сказал, чтоб шел в баню, уж больно черен с дороги-то.

Иван. Зови, зови…

Басманов. Воля твоя.

Иван(вслед ему). Федька… Скажи, чтоб дали фряжского вина[148] да еды скоромной.

Басманов. Скажу. (Уходит.)

Иван(продолжая писать). Ах, поп, поп… Все перекроил, елеем смазал.

Входит Малюта Скуратов – широкий, красный, со всклокоченной бородой, в валенках, в дорожном сермяжном кафтане. Кланяется в пояс. Иван встает и обнимает его.

Иван. Малюта… Друг, здравствуй на много лет.

Малюта. Тебе на много лет здравствовать, Иван Васильевич.

Иван. Ты вовремя приехал. Я здесь – один, равно как в заточении, меж лютых врагов моих… Видишь, в смирном платье: смирение на себя наложил, чтобы псы-то притихли до времени… Тогда, в смертный час, все понял, все увидел, – у человеков сердца стали явны в груди их, алчность злобную источая…

Малюта. Что ж Сильвестр твой?