— Черрел… да, теперь вспомнил. Если вы нанимаете человека на работу, а он с ней не справляется, и вы из-за этого садитесь в лужу, что прикажете дать ему золотую медаль?
— По-моему, прежде чем точить зубы, нужно выяснить, выполнима ли такая работа.
— Зачем же он нанимался, если она была ему не по силам? Работа не бог весть какая: держать в руках кучку туземцев.
— Я не знаю подробностей, но слышал, что он отвечал и за вьючных животных.
— Правильно; ну и провалил все дело. Конечно, я не думаю, что вы станете на мою сторону против собственного племянника. Могу я посмотреть на ваших перуанцев?
— Разумеется.
— Весьма любезно с вашей стороны.
Во время осмотра Адриан то и дело поглядывал на стоявший рядом с ним великолепный экземпляр Homo sapiens. Ему редко доводилось видеть такого пышущего здоровьем и жизнерадостностью человека. Естественно, что всякая неудача выводит его из себя. Буйная энергия мешает ему быть объективным. Как и прочие американцы, он считает, что все должно идти так, как ему хочется, и представить себе не может, что бывает иначе.
«В конце концов, — подумал Адриан, — он же не виноват, что принадлежит к излюбленным тварям господним — Homo Transatlanticus Superbus [62]», — и лукаво произнес:
— Стало быть, профессор, в будущем солнце будет вставать на западе?
Халлорсен улыбнулся — улыбка у него была обаятельная.
— Знаете, господин хранитель музея, мы, наверно, оба того мнения, что цивилизация началась с обработки земли. Если можно будет доказать, что мы на американском континенте выращивали маис давным-давно, может быть, за тысячелетия до того, как на древнем Ниле появились культуры ячменя и пшеницы, — почему бы реке истории и не течь с запада на восток?
— А как вы докажете вашу теорию?
— Видите ли, у нас есть сортов двадцать — двадцать пять маиса. Грвдличка утверждает, что понадобилось не менее двадцати тысяч лет, чтобы их вывести. Уже одно это доказывает наш неоспоримый приоритет в сельском хозяйстве.
— Увы! Ни один сорт маиса не рос в Старом Свете до открытия Америки.
— Совершенно верно; а в Америке прежде не росло ни одного из ваших злаков. Ну, а если культура Старого Света проложила себе дорогу к нам через Тихий океан, опять-таки возникает вопрос: почему она не принесла с собой своих злаков»?
— Но ведь это еще не доказывает, что Америка — светоч для всего мира.
— Не знаю, может, и нет; но, во всяком случае, ее древняя цивилизация возникла на основе самостоятельного открытия собственных злаков; мы были первыми.
— Вы верите в Атлантиду, профессор?
— Балуюсь иногда этой мыслишкой.
— Ну-ну!.. Позвольте вас спросить; а вы не жалеете о своих нападках на моего племянника?
— Видите ли, когда я писал книгу, я был очень зол. Мы с вашим племянником не сошлись характерами.
— Тем больше оснований у нас сомневаться, что вы были справедливы.
— Если бы я отказался от своих обвинений, я поступил бы против совести.
— А вы уверены, что вы сами ничуть не повинны в своей неудаче?
Гигант нахмурил брови с таким изумлением, что Адриан поневоле подумал: «Во всяком случае, человек он честный».
— Не понимаю, куда вы клоните, — медленно проговорил Халлорсен.
— Вы же сами выбрали моего племянника?
— Да, из двадцати других.
— Вот именно. Значит, вы плохо выбрали?
— Конечно.
— Ошиблись в выборе?
Халлорсен расхохотался.
— Ловко вы меня поймали. Но я не из тех, кто хвастает своими ошибками.
— Вам нужен был человек без капли жалости в душе, — сухо сказал Адриан. — Что ж, вам действительно не повезло.
Халлорсен покраснел.
— Тут мы с вами не сговоримся. Ну что ж, возьму-ка я свои черепа и пойду. Спасибо за любезный прием.
С тем он и ушел.
Адриана обуревали самые противоречивые чувства. Этот тип оказался куда лучше, чем он думал. Великолепный экземпляр в физическом отношении, далеко не дурак, а его духовный склад… что ж, характерен для Нового Света, где человек не заглядывает далеко в будущее и где цель всегда оправдывает средства. «Жаль будет, — подумал он, — если они передерутся. А все-таки этот тип не прав; надо быть человечнее и не нападать на людей в печати. Уж очень он большой эгоист, наш друг Халлорсен». И Адриан положил новогвинейскую челюсть обратно в шкаф.
ГЛАВА ПЯТАЯ