В канун Нового года он сидел после чая в кабинете; это был час, который он всегда старался отдавать прихожанам. Ему доложили, что пришла миссис Митчет; он ее знал — это была жена мелкого книгопродавца, временами исполнявшего в церкви обязанности причетника. Она привела с собой молодую черноглазую девушку, одетую в широкое пальто мышиного цвета. Он указал им на стоявшие перед книжным шкафом два зеленых кожаных кресла, уже сильно потертые за годы этих бесед с прихожанами; слегка повернувшись на стуле у письменного стола и сцепив свои длинные пальцы музыканта, он внимательно смотрел на посетительниц. Женщина вынула носовой платок и принялась вытирать слезы; девушка сидела притаившись, как мышь, и чем-то даже была похожа на мышь в своем пальто.
— Итак, миссис Митчет? — наконец тихо спросил Пирсон.
Женщина отложила носовой платок, решительно засопела и начала:
— Это Хильда, сэр. Такого от нее ни Митчет, ни я никогда не ожидали. Это свалилось как снег на голову. Я решила, что лучше всего привести ее к вам, бедную девочку. Конечно, во всем виновата война. Я ее десять раз предупреждала; и вот — пожалуйста! Ей через месяц рожать, а солдат во Франции.
Пирсон инстинктивно отвел глаза от девушки, которая неотрывно смотрела ему в лицо, правда, без всякого интереса, словно она уже махнула рукой на свою беду и предоставила думать об этом другим.
— Печально, — сказал он. — Очень, очень печально.
— Да, — пробормотала миссис Митчет, — я то же самое говорила Хильде.
Девушка на минуту опустила глаза, потом снова принялась равнодушно разглядывать Пирсона.
— Как зовут этого солдата, какой номер его полка? Может быть, нам удастся устроить ему отпуск, — он приедет и тут же женится на Хильде?
Миссис Митчет засопела.
— Она не говорит нам, как его зовут, сэр. Ну, Хильда, скажи же мистеру Пирсону! — В ее голосе послышалась мольба. Но девушка только покачала головой. И миссис Митчет забормотала горестно: — Вот какая она, сэр! Не хочет сказать ни слова. Мы начинаем думать, что он был у нее не первый. Какой стыд!
Девушка даже не шевельнулась.
— Поговорите с ней вы, сэр! У меня просто ум за разум заходит.
— Почему вы не хотите сказать его имя? — начал Пирсон. — Я убежден, что этот человек захотел бы поступить по справедливости.
Девушка покачала головой и проговорила:
— Я не знаю его имени.
У миссис Митчет задергалось лицо.
— Ну вот! — простонала она. — Только подумайте! Нам она даже и этого не сказала.
— Не знаете его имени? — растерянно переспросил Пирсон. — Но как же… как же вы могли… — Он остановился, и лицо его потемнело. — Но вы ведь не поступили бы так, если бы не испытывали к нему привязанности? Ну же, расскажите мне!
— Я не знаю, — повторила девушка.
— Ох, уж эти прогулки в парках! — пробормотала миссис Митчет из-за носового платка. — И подумать только, что это будет наш первый внук! Хильда — трудный ребенок: такая тихая, такая тихая, но зато уж такая упрямая!..
Пирсон посмотрел на девушку, у которой, видимо, совсем пропал интерес к разговору. Ее тупое равнодушие и поистине ослиное упрямство раздражали его.
— Я не могу понять, — сказал он, — как могли вы так забыться? Это очень печально.
— Да, сэр, — подхватила миссис Митчет, — девушки нынче вбили себе в голову, что для них не останется молодых людей.
— Так и есть, — угрюмо отозвалась Хильда.
Пирсон крепче сжал губы.
— Что же я могу сделать для вас, миссис Митчет? — сказал он. — Ваша дочь ходит в церковь?
Миссис Митчет скорбно покачала головой:
— Никогда. С тех пор, как мы купили ей велосипед.
Пирсон встал с кресла. Старая история! Контроль и дисциплина подорваны — и вот они, горькие плоды!
— Ну что ж, — сказал он, — если вам понадобятся ясли, зайдите ко мне.
— А вы, — он повернулся к девушке, — разве эта ужасная история не тронула ваше сердце? Дорогое дитя, мы должны владеть собою, нашими страстями и неразумными чувствами — особенно в такое время, когда родина нуждается в нас. Мы должны быть дисциплинированными и думать не только о себе. Я полагаю, что по натуре своей вы хорошая девушка.
Черные глаза Хильды были все так же неподвижно устремлены на его лицо, и это вызвало в нем приступ нервного раздражения.
— Ваша душа в большой опасности, и вы очень несчастны, я вижу это. Обратитесь за помощью к богу, и он в милосердии своем сделает для вас все иным, совершенно иным. Ну же!
Девушка сказала с каким-то поражающим спокойствием:
— Мне не нужно ребенка!
Эти слова потрясли его, словно она совершила какое-нибудь богохульство.
— Хильда работала на военном заводе, — объяснила ее мать. — Получала около четырех фунтов в неделю. О! Боже мой! Это просто разорение!
Странная, недобрая усмешка искривила губы Пирсона.
— Божья кара! — сказал он. — Спокойной ночи, миссис Митчет. До свидания, Хильда. Если я вам понадоблюсь, когда придет срок, пошлите за мной.