Том 9

Царица. Вы мне доставили искреннее удовольствие вашими рассказами, Александр Дмитриевич… (Величественно наклоняет голову и протягивает руку.)

Протопопов целует ее и, пятясь, выходит из комнаты, Вырубова провожает его. Царица и Распутин — одни.

Распутин. Ну, что говорил-то он? — хорошее говорил?

Царица. Он был в Стокгольме, виделся с немцами.

Распутин. Ну? Что ты! Это — доброе.

Царица. Отец, друг, скажи, – что делать? Варбург предлагает мир.

Распутин. Варбург, немецкий?

Царица. Ты понимаешь, как это важно, это нужно, но это бесконечно трудно, мучительно…

Распутин. Мама, воевать чем — палками? Быть бы мне около тебя, около папы — не допустил бы воевать. А это что? Это — не драка, это — полудрака. Ружей нет — надо кончать…

Царица. Благословляешь?

Распутин. Вот Митряй Рубинштейн за это самое в тюрьме сидит… Воевать, говорит, нельзя, – все равно побьют, надо замиряться… В крепость посадили… А? Невинного… А почему?.. Враги, враги… Не люди, – бесы на них действуют. Трудно тебе, мама… Господь с тобой, крепись, воля твоя крепка, стой камнем, о камень волна бьется… Все будет хорошо, – стой нерушимо. (Наклоняется к ней.) Сам-то — слаб.

Царица. Что?.. Что?..

Распутин. А ты что кричишь?.. Я правду говорю… Папа — слаб. Много стал вина пить. Воли нет. Пьет да сердится. Поговори с ним — войну замирять, согласится. Генералы обступят его, начнут усами трясти, – нельзя, скажут, войну кончать, – он опять согласится. Разве так можно?.. У папы — голова косяком… По ветру мотается. Папе игуменом в монастыре сидеть, фотографией заниматься… А ведь тут — государство, война… Мама, погубит он вас всех…

Царица(всплеснув в отчаянии руками). Что ты мне говоришь?!

Распутин. Разве я когда зря говорю… Через меня бог сейчас говорит.

Царица. Господь, пресвятая дева!..

Распутин. Мне виденье было… Мама, государственное дело по-другому надо повернуть… Иначе вам всем — крышка… Мама, сама возьми власть…

Царица. Что ты?!

Распутин. Папу надо отстранить. Папе табаку купим, пускай курит… А государством ему нельзя заниматься. Ты — царица.

Царица. Нет, нет!

Распутин. Бери скипетр, бери державу, врагов ногами растопчи. Покуда маленький не подрастет — правь. Я за спиной у тебя да бог… Решайся…

Царица. Не могу!.. Помилуй!.. Нет, нет!..

Распутин. Как так — нет? Становись на колени!..

Царица кидается на колени.

Молись! Бей сорок поклонов!..

Царица бьет поклоны, Распутин запевает по-церковному.

Занавес

Действие второе

Начало ноября. Квартира Распутина на Гороховой. Столовая. Кретоновая мебель. Большой стол. На окне клетка с канарейкой. В углу — граммофон. Рассвет. В дверь осторожно пролезают два сыщика — Скворцов и Копейкин; за ними входит прислуга — Дуня; сыщики потирают с холода руки.

Копейкин. Вот спасибо, Дуня, – пустила. Продрогли.

Скворцов. Студено на лестнице-то.

Дуня. Садитесь. Чай будете пить? Все равно, самовар вскипел.

Скворцов. Эх, чайку бы, славно.

Копейкин. У меня грудь в мокрую погоду заваливает, одним чаем спасаюсь.

Скворцов. Ты ведь это вот, Дуня, не гляди, что наша работа легкая — наблюдение. Наша работа очень тяжелая.

Копейкин. Другой раз в подъезде так ветром прохватит, кажется, лучше нужники чистить, чем эта наша работа.

Скворцов. Скука в особенности.

Копейкин. В прошлом году надо было во втором этаже наблюдать, – политические. Я на дерево, аккурат против окна, залез. А ветер так и сшибает. Сучок подломился, я — бряк, бок зашиб.

Скворцов. Григорий-то Ефимыч долго еще будет спать?

Дуня. Продрыхается, встанет.

Скворцов. Со швейцарихой, значит, нонче спит. И была бы баба, а то — глядеть не на что.

Копейкин. Скажи ты мне, Дуня, зачем он так поступает: кругом него дамочки, самое шиксанте[45] петроградское, – а он берет с лестницы швейцариху и ведет ее к себе. Почему?

Дуня. А ну его к черту. Жеребец. Ему все равно — с кем спать. (Уходит с грязной посудой.)

Скворцов. Это тоже в листке отметить, Василий Иванович? Значит, сегодня взял к себе в квартиру швейцариху на предмет…

Копейкин. «На предмет» — ты не пиши. Просто, значит, «войдя в подъезд, Распутин вынул из бумажника двадцать пять рублей, показал эти деньги швейцарихе, после чего увел ее к себе на квартиру…»

Скворцов (пишет), «…после чего увел ее…»