Том 9

Иван(один). Жена моя, Настасья, рано, рано оставила меня. Лебедушка, голубица… Лежишь в сырой земле, черви точат ясные глаза, грудь белую, чрево твое жаркое… Холодно оно, черно, прах, тлен… Смрад… Что осталось от тебя? Высоко ты. Я низко. Жалей, жалей, если ты есть. Руки мои пусты, видишь. Лишь хватают видения ночные. Губы мои запеклись. Освободи меня, ты — жалостливая… Отпусти… (Идет к столу, наливает вина, оглядывается на дверь.) Кто там? Входит Басманов.

Басманов. Прости, побоялся войти, слышу — говоришь сам с собой. Дьяк Висковатый прибежал с посольского двора, сказывает — великие послы приехали.

Иван. Откуда?

Басманов. Из Черкесской земли.

Иван. Сваты?

Басманов. Сваты. Два князя Темрюковичи. Пришли по твоей грамоте. Полсотни аргамаков[159] привели под персидскими седлами, гривы заплетены, хвостами землю метут. Наши хотели отбить хоть одного, украсть. Драка была с черкесами. И княжна Темрюковна — с ними же. Висковатый сказывал: чудная юница. В штанах широких девка, глаза больше, чем у коровы, наряжена пестро — чистая жар-птица.

Иван. Беги на посольский двор. Скажешь князьям: государь-де велел спросить о здравии, да с дороги ехали б ко мне ужинать, просто, в простом платье. Тайно. Бояр-де не будет, один я. С сестрой бы ехали, с княжной. Мимо обычая.

Басманов. Воля твоя.

Картина третья

Там же. Много зажженных свечей. За дверью, что налево, играют на деревянных дудках. Из двери, что в глубине, входят скоморохи. Они в заплатанных кафтанах, в вывороченных шубах, некоторые в овечьих, в медвежьих личинах, с гуслями, с бубнами. Войдя, они заробели, застыдились; озираясь, крестятся на углы. Расталкивая их, проходят слуги с блюдами, с ендовами.[160] Скоморох — кудрявый, чернобородым, хитрый мужик.

Скоморох. Посторонитесь, посторонитесь, ребятушки, дай слугам пройти… Ну, что, все ли тут, все ли живы?.. Ой, страшно! Как его будем тешить, чем его потешать? (Услышал дудки). Слушайте, слушайте… Вон его тешат-то чем… Ай, ай, ай, – худо, плохо… Ребятушки! А ведь это — Сеньки-кривого, скомороха, дудошники… Ей-богу — его… Дурак, бродяга! Гляди ты, во дворец пробрался! Обида, ребятушки!

Из левой двери быстро выходит Басманов.

Басманов. Чашник! Меду больше не надо, не велено. Давай еще романеи,[161] скажи ключнику, чтоб старой выдал. (Увидел скоморохов.) Здравствуйте, скоморохи, разбойнички, воровская дружина!

Скоморох. Не занимаемся такими делами, боярин. Мы сказки говорим, старины поем, пляшем да промеж себя смешно бьемся. Мы — дружина добрая, спроси хоть всю Арбатскую слободу.

Басманов. А что невеселы?

Скоморох. Ели мало. С пустого брюха легли спать на подворье, да, вишь, нас разбудили, в сани покидали, мы испугались.

Басманов. Испугаешь вас, дьяволов, – калачи тертые.

Скоморох. Да уж, терли, терли, боярин, больше некуда.

Басманов(указывая на левую дверь). Идите туда смело.

Скоморох. Какое уж там смело, вот страх-то… (Громким, веселым голосом.) А вот они, вот они, дорожные старички, добрые мужички, в пути три недели, гораздо поспели, прямо с дороги князю с княгинюшкой в ноги… И-эх!

Все скоморохи ударили в бубны, заиграли на дудках, на домрах, на гуслях.

Скоморохи.

И-эх! На улице — дождь, дождь,
А в горнице — гость, гость.
На улице — тын, тын,
А в горнице — блин, блин.

Приплясывая, скоморохи уходят в левую дверь, в палату, где пирует царь.

Басманов. И-эх! «А в горнице — блин, блин!..»

Входит Василий Грязной, сотник, молодой, сильный, равнодушный; он — в колонтарах,[162] с кривой саблей на бедре, на левой руке — небольшой щит.

Грязной. Федор!

Басманов. Грязной, вот диво-то, – черкесы здоровы пить, их нашим медом не увалишь. Турьи рога потребовали. Государь мне только подмигивает: подливай. А сам — из чаши да под стол. По правую его руку — черкешенка, ни кусочка, ни глоточка, только ресницами махает. Царь ее глазами так и гложет.

Грязной берет у бегущего слуги ендову.