Том 9

— Мисс Клиффорд, я признаюсь вам в своей дерзости: я осмелился влюбиться в вас; нет, выслушайте меня! После того как я выскажусь, на ответ, которого я ожидаю, у вас останется достаточно времени; пока же позвольте мне роскошь, доселе чуждую моему образу жизни, — быть серьезным. Для меня это ощущение новое, а потому неоценимое. Могу я продолжать?

Бенита не отвечала. Он поднялся — с известной осторожностью, которая была свойственна всем его движениям, так как Роберт Сеймур, казалось, никогда не торопился, — и встал перед нею, так что ее лицо находилось под лучами лунного света, в то время как сам он оставался в тени.

— Кроме ранее упомянутых двух тысяч фунтов и самого их владельца, в виде придачи к ним, ничего более предложить вам я не в состоянии. Я человек неимущий и никчемный. Даже в дни моего благоденствия, когда я мог надеяться на большое наследство, я, хотя мне это часто внушалось, никогда не решался предложить какой-нибудь женщине разделить… мое будущее богатство. Теперь я думаю, настоящая причина крылась в том, что ни одна женщина не нравилась мне по-настоящему, так как в противном случае мой эгоизм взял бы верх над совестливостью, как это произошло сегодня вечером. Бенита, — позвольте назвать вас так, быть может в первый и последний раз, — я… я… люблю вас.

— Слушайте, — продолжал он, оставляя свою размеренную манеру и принимаясь говорить поспешно, как человек, желающий сообщить нечто важное и не располагающий временем, — это странная вещь, непонятная вещь, но это правда. Я влюбился с первого же раза, как увидел вас. Помните, вы стояли вон там, облокотившись на бортовые перила, когда я, поднимаясь в Саутхемптоне по трапу на пароход, посмотрел вверх, посмотрел — и наши взгляды встретились. Я остановился как вкопанный; в это время та старая толстая дама, которая сошла на Мадейре, с разбегу налетела на меня. Я помню ее раздраженный возглас: «Проходите вперед или назад». Помните ли вы это?

— Да, — ответила она тихим голосом.

— Этот возглас заключал в себе аллегорию, — продолжал он, — я почувствовал это в ту самую минуту. Да, я уже почти решил сказать «назад» и отказаться от своего места на пароходе, но, взглянув на вас вторично, услышал какой-то внутренний голос, произнесший «вперед». Таким образом я прошел остальную часть трапа и, очутившись наверху, поклонился вам, на что, собственно говоря, я не имел права, хотя, припоминаю, вы ответили на мой поклон.

Роберт Сеймур сделал передышку, после чего заговорил дальше.

— Начало было положено. Дальше все пошло само собой. Так оно всегда и бывает, не правда ли? Самое главное — это начало, конец же приходит неминуемо. И теперь он наступил. Еще полчаса тому назад я не предвидел того, что произойдет, но вдруг вы каким-то образом, не оборачиваясь, увидели меня, и это меня сразило. Нет, прошу вас оставаться спокойной, я еще не закончил. Я уже объяснил вам, что представляет собой моя персона; в самом деле, немного найдется еще такого, что можно было бы прибавить к этому описанию, так как я не обладаю особыми пороками, за исключением праздности — худшего порока из всех, — и не могу обнаружить в себе ни малейшего следа какой-либо добродетели. Но мне присуще известное знание света, приобретенное мной за время длинного ряда охотничьих экспедиций, и, как человек с опытом, беру на себя смелость дать вам простой совет. Возможно, что для вас моя личность представляет лишь временную забаву, средство от скуки, но возможно, вы смотрите на это по-другому; в последнем случае я, как человек опытный и друг, предостерегаю вас — измените свой взгляд. Не имейте со мной ничего общего, гоните меня прочь; вы никогда не пожалеете об этом.

— Скажите, вы шутите или говорите искренне, мистер Сеймур? — спросила Бенита, продолжая по-прежнему говорить тихим голосом и глядя прямо перед собой.

— Как вы могли усомниться в моей искренности?

— Я всегда придерживалась убеждения, что люди в подобных обстоятельствах стараются выставить себя в наилучшем свете.

— Совершенно верно, но я никогда не делаю того, что мне нужно сделать, — факт, которому я благодарен, так как иначе меня бы здесь не было сегодняшним вечером. Я желаю себя выставить в наихудшем, самом наихудшем свете, ибо, кто бы я там ни был, я честный человек. Теперь, объяснив вам, что я есть, или, вернее, чем был полчаса назад, — лентяй, шалопай, существо, ничего не имеющее впереди, — я спрашиваю вас, говорить ли мне дальше?

Бенита приподнялась и, впервые взглянув на него, увидела, как при лунном свете бледнеет его лицо. Быть может, этот цвет лица тронул ее настолько, что смягчил неприятное впечатление, навеянное его самобичеванием; во всяком случае, она, по-видимому, изменила свое решение, так как опять опустилась в кресло и произнесла:

— Если хотите, продолжайте.

Он слегка поклонился.