Том 9

Все расступились, чтобы дать дорогу астрологу. Маргет любезно пригласила его принять участие в пиршестве. Урсула велела Готфриду принести отдельный столик, накрыла его для астролога и спросила, чего бы он желал отведать.

— Угостите меня по вашему выбору, — сказал он.

Двое слуг уставили стол яствами и подали две бутылки вина — красного и белого. Астролог, который, должно быть, даже не видывал никогда такого угощения, наполнил свой кубок красным вином, осушил его, налил другой и с волчьим аппетитом принялся за еду.

Я не думал, что придет Сатана, — мы не встречались уже неделю, — но вот он появился среди гостей. Я еще не видел его в толпе, когда почувствовал его присутствие. Он извинился, что пришел неприглашенным, сказал, что заглянул на минутку. Маргет стала уговаривать его остаться, он поблагодарил и остался. Она повела его к столу, представляя своим подругам, Вильгельму Мейдлингу, некоторым из почетных гостей.

Послышался шепот.

— Это молодой незнакомец, о котором столько говорят.

— Его очень редко увидишь, он всегда в разъездах.

— Какой красавец! Как его зовут?

— Филипп Траум.

— Подходящее имя! («Траум» по-немецки значит «мечта».)

— А чем он занимается?

— Говорят, готовится стать священником.

— С такой внешностью всякий далеко пойдет; не удивлюсь, если он станет кардиналом.

— А откуда он?

— Говорят, откуда-то из южных стран, у него там богатый дядя.

И далее в таком же роде.

Он сразу всем понравился, всем захотелось познакомиться и побеседовать с ним. И все вдруг с удивлением почувствовали, как легко им дышится, словно их овевает свежий ветерок, но причину этого не могли понять. Ведь солнце палило так же, как и прежде, с раскаленного безоблачного неба,

Астролог осушил второй кубок и налил третий. Ставя бутылку на место, он случайно опрокинул ее. Вино потекло на скатерть. Он быстро поднял бутылку и стал разглядывать ее на свет, восклицая: «Какая жалость! Королевский напиток!» Тут его лицо осветилось торжеством, И он крикнул:

— Принесите чашу! Живее!

Ему принесли большую чашу вместимостью в четыре кварты. Он поднял над ней свою двухпинтовую бутылку и стал лить в чашу вино. Алая жидкость, бурля и булькая, полилась в белую чашу, поднимаясь все выше и выше. Все глядели затаив дыхание. Вскоре чаша наполнилась до краев.

— Смотрите, — сказал астролог, поднимая бутылку против света, — она полна по-прежнему.

В этот миг я поднял глаза на Сатану — он внезапно исчез. Отец Адольф поднялся с кресла, дрожа от волнения, осенил себя крестным знамением И возопил громовым голосом:

— Да будет проклят этот дом!

Толпа гостей с плачем и воплями ринулась к двери.

— Повелеваю хозяевам этого колдовского обиталища...

Осталось неизвестным, что хотел сказать отец Адольф: он покраснел от натуги, потом побагровел, но не сумел вымолвить более ни слова. Тут я увидел, как Сатана — точнее, его бесплотная тень — вошел в тело астролога, И астролог, подняв руку, крикнул (голос был его):

— Погодите! Остановитесь!

Все остановились,

— Принесите мне воронку!

Перепуганная, трепещущая Урсула принесла воронку, и астролог, вставив ее в горлышко бутылки, поднял огромную чашу и стал переливать вино обратно. Народ глядел в изумлении: все знали, что бутылка и так полна. Перелив содержимое чаши в бутылку, астролог победоносно ухмыльнулся, потом, хихикнув, сказал:

— Это сущие пустяки для меня, мелкая дробь. Вы еще не знаете силы моих чар.

С испуганным воплем: «Он — колдун!» — толпа вновь повалила к двери, и вскоре в доме не осталось никого из гостей, кроме нас троих и Вильгельма Мейдлинга. Нам было понятно, что произошло, но мы никому не могли рассказать об этом. Спасибо Сатане! Если бы он не вмешался в последнюю минуту, беда была бы неминуема.

Маргет сидела бледная, в слезах. Мейдлинг и Урсула словно онемели. Хуже всех чувствовал себя Готфрид Нарр, от страха он едва держался на ногах. Он был из колдовской семьи, даже малейшее подозрение в волшбе было бы для него гибельным. В комнату вошла Агнесса с невинным и благочестивейшим видом и подошла к Урсуле, чтобы та ее погладила. Испуганная Урсула отстранилась от нее, но постаралась сделать это без грубости: она понимала, что портить отношения с такой кошкой неблагоразумно. Мы же стали ласкать Агнессу. Раз Сатана ей покровительствовал, значит это была славная кошечка, — других рекомендаций нам не требовалось, Сатана любил все живые существа, лишенные Нравственного чувства.