Том 9

Дня через четыре после отплытия из Виктории стало жарко, и наши мужчины облачились в белые полотняные костюмы. А еще через два дня, когда мы пересекли 25-ю параллель северной широты, капитан приказал всем офицерам сменить синюю форму на белую. Дамы уже щеголяли в белом. Благодаря белоснежным туалетам прогулочная палуба стала похожа на лужайку, манящую прохладой, на местечко, где устроили веселый пикник.

Из моего дневника.

Есть в жизни напасти, от которых никуда не денешься, беги хоть на край света. Только ускользнешь от одной, как тебя уже подстерегает другая. Мы кое-как избавились от охотничьих и рыбацких рассказов, и душа обрела мир и покой; но тут на нас обрушились россказни про бумеранг, и вот мы снова тяжко страдаем. Старший офицер как-то видел человека, который хотел скрыться от неприятеля за деревом; однако враг метнул бумеранг в небо, гораздо выше и дальше того места, где росло дерево; потом бумеранг повернулся, спустился и убил этого человека наповал. Пассажир-австралиец тоже видел подобный случай, но уже с двумя людьми, скрывавшимися за деревьями, причем бумеранг уложил обоих одним махом. Рассказ был встречен недоверчивым молчанием, и австралиец в подкрепление своей истории добавил, что его брат видел, как бумеранг убил птицу с расстояния в сто ярдов и, подхватив убитую дичь, вернулся с нею к охотнику. И все эти басни приходится слушать. От них нет спасенья.

С бумеранга разговор перешел на сны — тема благодатная и на суше и на море, — но только на этот раз она быстро истощилась. Потом заговорили о людях с необыкновенной памятью — здесь результат был лучше. Кто-то рассказал о слепом Томе, негритянском пианисте, который, однажды услышав любое музыкальное произведение, мог его сыграть, каким бы сложным и длинным оно ни было; через полгода он снова безошибочно исполнял это произведение, хотя с тех пор ни разу его не играл. Одну из самых поразительных историй рассказал джентльмен, служивший в свое время при дворе вице-короля Индии. Изредка он заглядывал в свою записную книжку, — он сразу же записал этот случай, так как опасался, что, если не изложит все черным по белому, ему потом покажется, будто это его собственная выдумка или сон.

Когда вице король путешествовал по стране, майсурский магараджа всячески развлекал его и, между прочим, показал человека, отличающегося необыкновенной памятью. Вице-король и тридцать джентльменов из его свиты уселись и ряд, затем в залу ввели обладателя удивительной памяти, индийца из касты брахманов, и посадили на пол против гостей. Брахман сказал, что знает только два языка — родной и английский, но готов испытать свою память на любом другом языке. Потом он предложил программу весьма необычную. Пусть каждый из присутствующих назовет одно слово из иностранной фразы и укажет его место в этой фразе. Вначале назвали французское слово est[2], второе в предложении из трех слов. Следующий джентльмен произнес немецкое слово verloгеn[3] и сказал, что оно третье в фразе из четырех слов. Третьего брахман попросил назвать одно слагаемое из суммы, следующего — вычитаемое или уменьшаемое на разности; других просил назвать по одному числу из различных арифметических задач; все его просьбы исполнили, Остальные называли слова из фраз на греческом, латинском, испанском, португальским, итальянском и других языках и указывали их место и этих фразах. Когда наконец каждый из присутствующих назвал слово из иностранной фразы или цифру из задачи, брахман снова начал опрос с первого джентльмена и у всех подряд получил второе слово или вторую цифру и узнал их место в предложении или задаче. Эту процедуру он повторял до тех пор, пока ему не назвали всех цифр в задачах и всех слов в предложениях, — разумеется, вперемежку, а не подряд. На это ушли два часа.

Потом брахман некоторое время сидел молча и думал и вдруг начал произносить фразу за фразой, расположив слова в должном порядке, решил все перепутанные арифметические задачи и дал на них правильные ответы.

Перед началом представления он попросил, чтобы в течение этих двух часов все бросали ему миндаль, а он потом скажет, сколько штук бросил каждый, но вице-король заявил, что испытание и без того потребует большого напряжения и незачем его усложнять, и миндаль бросать не стали.