Том 9

Дорога пролегала по самой середине свободной полосы земли шириною около ста ярдов. Мне назвали ширину не в ярдах, а в мерных цепях, перчах и, кажется, фурлонгах. Я бы дорого дал, чтобы узнать точно, какая там ширина, но я не настаивал. В подобных случаях разумнее принимать сведения такими, какими вам их преподносят, сделать вид, что они вас вполне устраивают, что вы поражены, благодарны, и сказать «Вот это да!», ничем себя не выдав. Ширина была огромная. Я мог бы сказать вам точно — в цепях, перчах и фурлонгах, но какой в этом толк? Слова эти хорошо звучат, но смысл их столь же туманен и расплывчат, как разница между английской мерой веса для благородных металлов и мерой веса для всего прочего, кроме благородных металлов: никто в этом ничего не понимает. Если вы вздумаете купить лекарство и аптекарь спросит вас, как вам его взвесить — в граммах или золотниках, — лучше всего ответить «да» и переменить тему.

Мне сказали, что это широкое пространство сохранилось с той поры, когда здесь только начали разводить овец и рогатый скот. Людям приходилось перегонять стада с места на место и проделывать огромный путь, пока не попадалось свежее пастбище, где была вода, и это обширное пространство нарочно оставили неогражденным и поросшим травой, чтобы скот не погиб в пути.

По дороге нам встречались обычные австралийские птицы - красивые зеленые попугайчики, сороки и еще какие-то пернатые; была там и изящная птица со скромным оперением и названием из тех, что вечно забываются, — самая умная среди птиц, любому попугаю даст тридцать очков вперед и заговорит его до смерти. Никак не вспомню названия этой пичужки. Кажется, оно начинается на «м». Уж лучше бы начиналось на «д» или какую нибудь другую букву, которую мыслимо запомнить.

Сорок в полях и на заборах было великое множество. Это большая красивая птица с белоснежной грудкой, и к тому же певица, — у нее милый, глубокий и воркующий голосок. Когда-то она была скромна, даже застенчива, но лишилась этих качеств с тех пор, как узнала, что в Австралии она единственная певчая птица. Она талантлива, находчива, дерзка, но если вы ее приручите, она станет для вас незаменимым домашним животным, которое никогда не является на зов, всегда торчит возле вас, когда не нужно, и возводит непослушание в принцип. Ее не держат в клетке, и она слоняется по дому и саду, точно пересмешник.

Не знаю, может ли сорока научиться говорить, но она несомненно может научиться петь, и ее друзья утверждают, что воровству ее учить не надо — она и так умеет. В Мельбурне я как-то познакомился с ручной сорокой. Она несколько лет жила в доме у одной дамы и была уверена, что дом принадлежит ей. Хозяйка приручила сороку, а та, в свою очередь, приручила хозяйку. Она всегда оказывалась рядом, когда от нее хотели избавиться, всегда поступала по-своему, всегда изводила собаку и превратила жизнь кошки в сплошные муки и страдания. Она знала несколько песен и распевала и очень точно и ритмично; пела она в любое время, и в особенности тогда, когда хотелось тишины; потом сама себя вызывала на бис и повторяла арию; зато, когда ее просили спеть, она невозмутимо отправлялась на прогулку.

Долгое время считали, что фруктовые деревья не могут расти на спекшейся, безводной равнине вокруг Хоршема, но сельскохозяйственное училище рассеяло это мнение. Его обширные питомники выращивали абрикосы, апельсины, лимоны, миндаль, персики, вишню, сорок восемь пород яблонь — словом, всяческие плодовые деревья, и в изобилии. Деревья, по-видимому, не испытывала недостатка во влаге, у них был здоровый и цветущий вид.

Чтобы проверить, какие культуры здесь лучше прививаются и какой климат им больше подходит, проводятся опыты с различными почвами. Человек, по неведению пытающийся вырастить на своей ферме культуры, которым не подходит почва и климатические условия, может приехать сюда за советом из любого уголка Австралии; вернувшись домой, он ведет хозяйство по-новому, и земля его начинает родить и давать доход.

В училище было сорок учеников — несколько фермеров, решивших более основательно изучить свое дело; остальные — новички, главным образом молодые люди из городов. Я удивился тому, что сельскохозяйственное училище привлекает юношей, выросших в городе, но факт остается фактом. И ученики они способные, легко могла бы постигнуть науки более сложные, чем сельское хозяйство, к тому же они лишены унаследованной приверженности к устаревшим, неразумным методам, освященным вековой привычкой.