В письме Н. А. Любимову от 11 июня 1879 г., отсылая окончание пятой главы книги „Рго и contra“ („Великий инквизитор“), Достоевский поясняет: „В ней закончено то, что «говорят уста гордо и богохульно““ (XXX, кн. I, 68). Упоминание об устах, говорящих „гордо и богохульно“, — цитата из Апокалипсиса (Откровение Иоанна, гл. 13, ст. 5), где, в частности, рассказывается о страшном фантастическом звере: „И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно <…> И отверз он уста свои для хулы на бога, чтобы хулить имя его, и жилище его, и живущих на небе“ (гл. 13, ст. 3–6).[57]
Повествование в романе „Братья Карамазовы“ ведется от третьего лица. Функция введенного в роман автора-рассказчика аналогична роли житийного повествователя, общий характер речи которого поучителен и назидателен.
12 декабря 1879 г., отсылая в редакцию цитированное письмо к издателю „Русского вестника“ (которое появилось в декабрьском номере журнала за 1879 г. вместе с восьмой книгой „Карамазовых“), Достоевский писал Н. М. Любимову, что к объяснению причин, не позволивших ему окончить роман в 1879 г., он „хотел было прибавитъ <…> некоторые разъяснения идеи романа для косвенного ответа на некоторые критики, не называя никого“. „Но, размыслив, — прибавлял он далее, — нахожу, что это будет рано, надеясь на то, что по окончании романа Вы уделите мне местечко в «Р<усском> вестнике“ для этих разъяснений и ответов, которые, может быть, я и напишу, если к тому времени не раздумаю“.
Проект выступить по окончании печатания романа с обращенными к читателям разъяснениями и ответом критикам остался неосуществленным (хотя в черновых материалах к „Карамазовым“ есть наброски для такого выступления). И все же ни одному из своих произведений Достоевский не посвятил столько развернутых автокомментариев, как „Братьям Карамазовым“. Уже в период создания романа писателю приходилось не раз в письмах к Любимову и другим корреспондентам, защищаясь от ожидаемых им или высказанных ему упреков, замечаний и возражений этих первых читателей еще не завершенных „Карамазовых“, давать авторскую оценку написанного, разъяснять свои художественные намерения и цели, намечать свое истолкование отдельных эпизодов, образов и общей идейно-философской проблематики. И позднее, до последних дней жизни, Достоевский постоянно продолжал оглядываться на «Карамазовых“ и комментировать их.
Высылая Любимову третью книгу „Карамазовых“ и обращаясь 30 января 1879 г. к редакции с просьбой не дробить эту книгу, так как это нарушило бы „гармонию и пропорцию художественную“ а поместить ее всю в одном (февральском) номере журнала, Достоевский отзывался о ней с похвалой, шутливо заключая: „Вспомните ап<остола> Павла: «Меня не хвалят, так я сам начну хвалиться““ (XXX, кн. 1, 55).
30 апреля 1879 г., еще не кончив и не отправив в редакцию пятой книги „Рго и contra“, Достоевский характеризует ее в письме к Любимову как „кульминационную точку романа“. Ту же оценку в более развернутом виде он повторил в письме от 10 мая 1879 г. — важнейшем автокомментарии к ней: „В том <…> тексте, который я теперь выслал, я изображаю лишь характер одного из главнейших лиц романа, выражающего свои основные убеждения. Эти убеждения есть именно то, что я признаю синтезом современного русского анархизма. Отрицание не бога, а смысла его создания. Весь социализм вышел и начал с отрицания смысла исторической действительности и дошел до программы разрушения и анархизма. Основные анархисты были, во многих случаях, люди искренно убежденные. Мой герой берет тему, по-моему неотразимую: бессмыслицу страдания детей — и выводит из нее абсурд всей исторической действительности. Не знаю, хорошо ли я выполнил, но знаю, что лицо моего героя в высочайшей степени реальное“ (XXX, кн. 1, 63).