Том 9. Братья Карамазовы I-III

„Если не от мира сего, то и не может быть на земле совсем“. Недостойный каламбур для духовного лица. Я читал это место у этого духовного лица, его книгу, на которую вы возражаете, и удивлен был этому. В божьей книге это не про то сказано. Играть так словами нельзя. Христос именно приходил установить церковь на земле, царство небесное, разумеется, в небе, но в него входят не иначе, как через церковь, а потому недостойно игры слов и каламбуры тут невозможны, потому что каламбур ваш основан на величайшем слове Христове. Церковь же есть воистину царство, и должна быть царством, и явится на земле как царство, на что имеются обетования» (XV, 208–209).

Примечателен набросок диалога к главе «Бунт»:

«— Чем глупее, тем ближе к цели. Глупость всегда коротка, а чем короче, тем ближе. Я пожертвовал собственным достоинством.

— Но я не принимаю, потому что, как ни велика эта идея, она не стоит этого страдания. Будут петь ангелы. Если мать обнимается с мучителем сына, простит от ума, то значит тут произошло что-то до того высшее, что, конечно, стоит всех несчастий, да я-то не хочу.

— Это бунт.

— Эвклида геометрия. А потому прими бога, тем более что это вековечный старый боженька и его не решишь. Итак, пусть боженька. Это стыднее.

И если мне предложено участвовать, то не могу участвовать, извините <…> Русские разговоры на эти темы все так у всех русских мальчиков происходят.

Нигилист.

— Я этому не верю, пусть, пусть параллельные линии сойдутся (и обнимутся). Параллельные линии сойдутся, где мне, маленькому, клопиному уму, это понять.

— Пусть он мучается, зато он яблоко съел.

— Апокалипсис. В финале выразится что-то такое драгоценное, чего стоили все мировые эти страдания и что искупает их до того, что можно и примириться.

— А потому 3-е положение. Я не считаю затею за что-нибудь серьезное.

— Но я этого мира не принимаю, и я не хочу на него согласиться. Вот 3-е мое положение…» (XV, 231).

Большой интерес представляют наброски и заметки к главе «Великий инквизитор». Вот как выглядят в черновой рукописи слова, обращенные Инквизитором ко Христу:

«— Зачем ты пришел к нам? Для чего ты пришел мешать нам?

Не говори, я знаю, что ты скажешь, но выслушай меня и прежде всего то, что я тебя завтра сожгу.

Мне стоит лишь сказать одно слово, что ты извержен из ада и еретик, и тот же народ, который падал перед тобой, завтра же будет подгребать уголья.

Ты видел народ? Чего тебе надобно было? Ты говорил, я хочу их сделать свободными, и вот ты видел этих свободных? Видел их? Это дело нам дорого стоило, и мы принуждены были сделать его во имя твое — 15 век<ов> ломки, но теперь это крепко.

Зачем же мешаешь нам, зачем разрушаешь дело наше? Нет, если есть достойный костра, то это ты.

Человек создан бунтовщиком.

Праведнейшие бегут от нас в пустыню. Мы их чествовали, как святых, но они действовали, как бунтовщики, ибо не смели бежать от нас» (XV, 232).

«— Потребность соединиться в одно: Чингис-ханы, Тимуры, Аттилы, Великая Рим империя, которую ты разрушил, ибо разрушил ее ты, а не кто иной.

Ибо устройство совести человеческой возможно лишь, отняв свободу. Ибо, начиная жить, люди прежде всего ищут спокойствия… ты же провозгласил, что жизнь есть бунт и отнял навек спокойствие. Вместо твердых, ясных и простых начал ты взял всё.

А 2-й тезис, 2-я тайна природы человека, основана была на потребности устроить совесть человека — добра и зла общего. Кто научит, кто укажет — тот и пророк.

Приходящий же, как ты, с тем чтоб овладеть людьми и повести за собою, необходимо должен устроить их совесть, навести и поставить их на твердое понятие, что такое добро и что зло. И вот, предпринимая такое великое дело, ты не знал, — о, ты не знал, что никогда не устроишь совести человеческой и не дашь человечеству спокойствия духа и радости, прежде чем не отнимешь у него свободы.

И ты думал, что твое знамя хлеба небесного могло бы соединить людей всех вместе в бесспорном согласии. Но все силы человеческие различны. Есть великие и есть слабые. Есть такие, что не могут уже по одной природе своей вместить хлеба небесного, ибо не для них он, и такие многочисленны, как песок морской. Где же будет тут общность поклонения, когда большинство людей даже и не понимает, что такое? Вместо согласного преклонения воздвиглось знамя раздора и войны вовеки, не то было бы с знаменем хлеба земного. Но взгляни, из-за этого всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и стремились заставить остальных людей пред ними преклониться. Взывали друг другу: бросьте ваших богов, поклонитесь нашему, иначе смерть вам и богам вашим. И так будет до скончания; если б исчезли в мире и боги, будет и тогда, если исчезнут в мире даже и боги, ибо падут и пред идолом.