Том 9. Драматургия (86)

Геро. А, Филиппо! Садись, у тебя есть деньги?

Филиппо(оглядывает комнату). Вы здесь поете, веселитесь.

Камилл. Что случилось? Дурные вести?

Филиппо. Нет, нет, все благополучно.

Геро. Очевидно, опять нос к носу столкнулся с Робеспьером и почувствовал несварение желудка.

Филиппо. Сегодня опять упало двадцать голов.

Геро. Дождик помешал тебе смотреть, как они падали?

Филиппо. Нет, довольно! вы понимаете, – довольно!

Люси. Кого казнили сегодня?

Камилл. Гебертистов.³

Филиппо. Их послали на гильотину только потому, что они были атеистами.

Геро. Ого!

Филиппо. Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон становятся слишком щепетильными.

Геро. Они просто чистят кухню. За революцию накопилось слишком много мусора. Робеспьер с кухонным ножом, Сен-Жюст со щеткой, Кутон с ведром кипятка. Франция скоро заблестит, как медная кастрюля.

Камилл. Да, да, или как топор гильотины.

Филиппо. Сегодня я понял, что опасность грозит нам. Она гораздо ближе, чем мы думаем.

Камилл(ударяет кулаком по каминной полке). Но доколе же барахтаться в крови? Робеспьер играет в кегли отрубленными головами. Нужно осуществить республику. Как воздух необходим закон о всеобщем помиловании. Права человека заперты под ключом у Робеспьера.

Геро. Э, старина, каждый должен жить так, как он хочет, – это прежде всего. Будь сейчас сила на моей стороне, я бы прежде всего устроил себе бильбоке из головы Робеспьера.⁴

Камилл. Я протестую. Я требую красоты прежде всего. Государственное устройство должно быть удобной и прекрасной одеждой. Ничто не должно стеснять свободы движений. Каждое желание, движение мускулов, трепет жизни должны немедленно и свободно осуществляться. А на нас напяливают заскорузлую от крови сумасшедшую рубашку. Я протестую! Я хочу роз на наших кудрях, пенящихся бокалов, олимпийских игр, вакхической радости. Франция прекрасна. Я хочу видеть ее сияющей, как античное божество. (Поворачивается к окну.) Дантон, ты должен поднять бурю в Конвенте.

Филиппо. Он здесь?

Геро. Дантон, попробуй еще раз взгромоздить на себя Францию, отнеси ее куда-нибудь подальше от мусорной ямы.

Камилл. Ты должен снова начать борьбу. Народ на твоей стороне. Если будешь медлить, мы погибли.

Дантон(выходит из глубины окна). Что я должен? Дантон, ты должен. Дантон, иди рычать в Конвент. Дантон, подпирай плечом телегу Франции. Что я еще должен делать? Рычать, как десять тысяч львов? Ах, напиши я еще тысячу декретов, отруби еще сто тысяч голов, – солнце, когда ему нужно, взойдет на востоке и закатится на западе. (Садится около Луизы.) У тебя дрожат губки. Да, да, дитя мое. Хоть я и подарил тебе четырех цыплят и петуха, все же я – Дантон, пожиратель человеческого мяса, чудовище, которым пугают детей. И вот они опять зовут меня: Дантон, ты слишком долго замечтался на груди маленькой женщины – иди и потрясай Францию. (Встает.) Все это только слова, – все, о чем мы тут болтаем, таращим глаза и размахиваем руками. У революции свои законы. Когда нужно, она выбрасывает нас на гребень волны, а потом снова вниз головой в омут. (Наклоняется и целует ее.) Вот в этих глазках закон иной.

Луиза. Уедем.

Дантон(рассеянно). Да, да, мы поедем домой.

Камилл. Остановиться на полпути – малодушие.

Дантон. Бороться? Я устал. Я дал слово этому ребенку стать добрым буржуа. Я устал, вы понимаете это слово? В этом мое преступление. Робеспьер еще борется, еще барахтается в грязи и крови, потому что верит в силу идей и слов. А впрочем, и он не верит. Врет.

Филиппо(подходит близко к Дантону, говорит так, чтобы другие не слышали). Я пришел тебя предупредить: тебя ищут. Я видел трех сыщиков, – один стоит на углу, другой перед окнами, третий висит на решетке. Тебе нужно бежать.

Дантон(громко). Мне нужно бежать? Куда? За границу? Что же? Ты думаешь, я могу унести родину на подошвах башмаков?

Луиза. Вот так всегда он отвечает, когда друзья его предупреждают об опасности. Не нужно было приезжать в Париж. (Закрыла лицо платком.)

Люси. Разве опасность так велика?

Филиппо. Да, велика.

Геро. У меня третий день болит шея от этих разговоров.

Камилл. В Шарантоне на обеде у Паниса мы устроили встречу его с Робеспьером. Хотели их помирить.

Дантон(хохочет). Я дал ему понюхать вот эту ладонь: что, Робеспьер, пахнет? Чем пахнет? Кровью? А ведь я только что надушил ее духами Луизы. (Хохочет.) У него еще длиннее вытянулся нос. Он понюхал, ха-ха, понюхал!

Камилл. Робеспьер сказал: «Хорошими гражданами не могут считаться те, кто пытается разоружить республику в разгар борьбы, и те, кто хочет быть снисходительным и милосердным. Только железная диктатура может спасти Францию».

Люси. Это правда, Дантон?