Я снова посмотрел вниз. Ева взяла кошку на руки и вошла в спальню. Я вынул платок, вытер лицо и руки, занял место на площадке и снова весь обратился в слух. Ева разговаривала с кошкой. Слов я уже не различал. Странно было слушать в пустом доме одинокий голос, которому никто не отвечал. Потом заскрипела кровать, и я понял, что женщина легла спать. Я сел на ступеньку и закурил. Через пятнадцать минут свет в спальне погас. Выждать эти минуты оказалось невероятно трудно. Единственное, что нарушило тишину в доме, было мое собственное дыхание и нежное бормотание Евы, предназначенное кошке. Сидя на лестнице, я вспомнил тот первый уик-энд, который я и Ева провели вместе. Какое это было чудесное время. Тогда я еще не знал, какая она лгунья. Я думал, что она стала доверять мне, и я радовался, что она со мной. Это воспоминание я сохраню до конца жизни. Я сжал кулаки. Если бы эта падшая женщина была хоть чуть-чуть добрее ко мне, ничего бы не случилось и я не сидел бы здесь на лестнице. Я хотел проститутке стать другом, а она лишила меня самого дорогого: жены, дома, работы. Мои мысли были прерваны тем, что в это время погас свет. Я вскочил на ноги, но, с трудом поборов свое нетерпение, снова сел на ступеньку. Надо подождать еще немного. Одно лишнее движение, и все сорвется, а я потратил так много времени, чтобы наступили именно эти минуты. Теперь уже недолго. Ева уснет – и пробьет мой час. Но в темноте раздались какие-то новые звуки. Женщина плакала. Мне неприятно было слышать ее плач. Это было так неожиданно, что я сжал зубы и сердце мое похолодело. Так могла плакать только женщина, которая потеряла все на свете, которая отчаянно одинока и несчастна. Лежа в темноте, Ева рыдала, не делая ни малейшей попытки взять себя в руки. Да, она была по-настоящему несчастна. Хоть напоследок, но встретился лицом к лицу с Евой без ее обычной лживости, без застывшего выражения лица, без профессиональных уловок. Это была Ева, которую я хотел узнать, настоящая Ева, какой она бывала наедине сама с собой. Приоткрылась дверь крепости, и я мог заглянуть внутрь, чтоб понять, какова Ева на самом деле. Я увидел самую обычную проститутку, отдыхавшую от своей тяжелой, ненавистной работы. Долгое время я сидел в темноте и слушал отчаянные женские рыдания. С не меньшей болью в голосе прозвучал и Евин крик:
– Будь все проклято, все трижды проклято!
И она стала исступленно бить кулаками в стену, словно не в силах вынести своего несчастья. Наконец женщина успокоилась. Потом в наступившей тишине послышался слабый храп. Слышать эти звуки мне было так же тяжело, как недавние рыдания. Холодное, злобное спокойствие снова вернулось ко мне. Я встал и размял пальцы. «Теперь, – подумал я, – тебе уже недолго ждать, скоро я избавлю и себя и эту женщину от всех несчастий. Я так давно жду этой минуты».
Спускаясь вниз, я снова вспомнил о Кэрол, о Голде и обо всех остальных. Если бы они увидели меня сейчас, они бы пришли в ужас. Я улыбнулся в темноте. Даже Френк Ингрем не мог бы придумать подобной ситуации. Просто фантастично, что женщина, подобная Еве, настолько завладела мной, что я – известный писатель – решился пойти на убийство. В конце концов, полиция найдет меня: Марти, наверняка, расскажет ей обо мне. Голд тоже расскажет. Если полицейские схватят меня, я во всем признаюсь. Какой смысл лгать? Все началось со лжи, но я не намерен продолжать ее и не стану изворачиваться. Суд признает меня виновным. Я представил себе выражение лица судьи, когда он, выслушав мрачные подробности, зачтет обвинительный приговор и произнесет заключительную речь. Она прозвучит так: «За преднамеренное убийство вам, Клив Фарстон, в качестве наказания избрана казнь. Вы будете переданы шерифом округа Лос-Анджелес начальнику государственной тюрьмы для приведения приговора в исполнение и будете казнены способом, предусмотренным законами Калифорнии. Да будет с вами милость Божья!» Милость Божья не для меня. Бог отрекся от такого, как я.