Том 9. Лесник. Морские титаны

— Разумеется, если бы они дрались все! Но ведь по большей части горожане — трусы и крикуны, которые трясутся за свое имущество, за дома, за жен и детей, да мало ли за что еще, которые при первом же выстреле кинутся со всех ног по своим норам, словно крысы, или укроются в монастырях и церквах! Положим, в крайнем случае, — и это предположение совершенно произвольное, — что найдется тысячи две-три людей настолько храбрых, чтобы взяться за оружие, — это будет только несчастьем для них самих и их друзей.

— Почему?

— Потому что эти достойные мещане, не имея никакого понятия о войне, даже не умея владеть оружием, ослепленные дымом и потеряв голову, окажутся ни на что не способны; их усердие даже повредит маневрам регулярных войск, затруднит его действия и посеет в них смятение, вот увидите… Виноват! Вы не увидите, но увидим мы и расскажем вам по возвращении. Единственный противник, с которыми нам предстоит борьба, — это войско, то есть гарнизон.

— Очень хорошо. А знаете ли вы численность этого гарнизона?

— Признаться, нет.

— Двенадцать тысяч человек!

— Только-то? Я полагал, он сильнее! Согласитесь, большая неосторожность со стороны испанцев держать такой незначительный гарнизон в таком важном пункте.

Монбар говорил так спокойно и уверенно, что д'Ожерон, хоть и привыкший ничему не удивляться с подобными людьми, был совершенно озадачен.

— Наконец, знаете ли вы, — продолжал губернатор после минутной паузы, — что это за люди, из которых состоит гарнизон?

— Солдаты, полагаю.

— Само собой разумеется, но это остатки старых испанских войск, прославившихся во Фландрии как лучшая пехота во всей Европе! Эти не бросятся бежать; надо будет убить их всех до последнего, чтобы выйти победителем.

— И убьем, будьте спокойны! Ей-Богу! Я искренне вам признателен, последнее сведение — самое лучшее. Мы встретим достойного противника, это приводит меня в восторг; еще раз спасибо вам, господин д'Ожерон.

В это мгновение, как бы для того, чтобы придать больше выразительности странной речи флибустьера, грянул залп из нескольких орудий, словно громовой удар, и за ним последовало несколько других.

— Что это? — вскричал губернатор с изумлением.

Авантюристы бросились на балкон и стали смотреть.

Несколько судов, и первое из них с поднятым на грот-брам-стеньге брейд-вымпелом, входили в порт и салютовали городу на пути к месту якорной стоянки под защитой форта, который отвечал на их салют залпом из всех орудий.

— Это Морган! — вскричали флибустьеры в порыве восторга.

Глава Х ФЛИБУСТЬЕРСКИЙ ФЛОТ СНИМАЕТСЯ С ЯКОРЯ

Действительно, это был Морган. Верный слову, данному Питриану, он спешил присоединиться к флибустьерскому флоту. Семь его отлично вооруженных судов входили в эту минуту в Пор-де-Пе. Поразительное зрелище представляла собой эта маленькая эскадра, которая с завидной четкостью и точностью производила необходимые маневры, направляясь к якорной стоянке под прикрытием форта.

В Пор-де-Пе ликовали. Все население высыпало на берег и приветствовало вновь прибывших радостными криками и рукоплесканиями.

Как только английские суда бросили якорь и взяли на гитовы паруса, от адмиральского судна отчалила шлюпка и направилась к берегу.

В шлюпке находились Морган и главные лица его штаба. Когда шлюпка причалила к пристани, Морган и его товарищи были встречены Монбаром и другими предводителями флибустьеров. Дружески поздоровавшись, флибустьеры все вместе направились к дому губернатора, окруженные толпой, которая провожала их восторженными криками.

Моргану в это время было тридцать восемь лет; роста он был высокого и хорошо сложен, весь его облик дышал решимостью, а привычка командовать придала его лицу отпечаток холодной, суровой, неумолимой надменности.

Сын бедного крестьянина из Валлийской Англии, он почти ребенком бежал из родительского дома и попал на Барбадос, где тотчас же ступил на поприще корсара, с которого уже более не сходил. Смелость, упорство, сметливость и везение во всех предприятиях сделали его знаменитым.

Слава его почти равнялась громкой славе Монбара, Прекрасного Лорана и двух-трех других известных флибустьерских капитанов.

Список смелых нападений Моргана на испанцев был длинен, имя англичанина наводило на них несказанный ужас: его жестокость и алчность вошли в поговорку.

Это был настоящий живодер и грабитель. Впрочем, он нисколько этого и не скрывал, он хвастал своими злодейскими поступками с несчастными безоружными жертвами. Ему безразличны были и пол, и возраст. Под благородной внешностью мнимого дворянина он скрывал кровожадное, безжалостное сердце.

Гранада, Санта-Каталина, Пуэрто-дель-Принсипе, Маракайбо, Картахена, Пуэрто-Бельо поочередно были взяты, сожжены и разграблены им, он даже пытался врасплох захватить Панаму, но атака была отражена с громадными потерями.

Надежда на блистательную отплату побудила его с радостью принять предложение Монбара, несмотря на отведенную ему второстепенную роль и необходимость повиноваться, вместо того чтобы командовать экспедицией.