Том 9. Лорд Бискертон и другие

— Но я понимаю вполне, — снова замямлил он, стараясь добиться хоть слабого подобия той звучности голоса, которая производила такое впечатление на молодых депутатов в Вашингтоне. — Я понимаю, что миссис Гедж, возможно, не понравится… она, возможно, станет возражать… так сказать, удивится, что в ее отсутствие я заглянул в ее sanctum sanctorum.[5] Ну, в общем… буду вам весьма признателен, моя дорогая, если вы ничего ей об этом не скажете. Вот… — Сенатор, перейдя к делу, извлек из кармана купюру, очень надеясь, что это не mille,[6] но опустить глаза и проверить не посмел. — Вот, возьмите.

— Спасибо, сэр.

— Значит, договорились? Ни словечка?

— Да, сэр.

— Понимаете… То есть, понимаете… Вообще-то, с другой стороны, мне лучше бы дождаться миссис Гедж. Она сама, лично, поводила бы меня по замку… Но так как… э… учитывая, что… в общем, лучше будет, если вы… а… хр-м-фр… так вот.

— Конечно, сэр.

Такая покладистость покорила сенатора. Тактичность в ситуации, чреватой неловкостью, полностью восстановила его благодушие. Теперь он не возражал — ладно, пускай хоть и mille. Он испытывал глубочайшую доброжелательность, и ему казалось, что небольшая любезность — чисто отеческая, разумеется, — придется сейчас весьма кстати.

— Вижу, вы с книгой…

— Да, сэр.

— Любите читать?

— Да, сэр.

— Наверное, когда миссис Гедж в отъезде, у вас много досуга?

— Да, сэр.

Сенатору она нравилась все больше и больше. Как привлекательна в конце концов эта почтительная манера!

— Что же мы читаем? — осведомился он голосом, практически равноценным похлопыванию по руке. — Любовный романчик?

— Нет, сэр.

— А что, не любите романов?

— Нет, сэр. Я в них не верю. Мужчины, — в голосе ее впервые пробилось какое-то чувство, — такие обманщики! Ух, эти мужчины! И эта самая любовь! — совсем уж горько воскликнула Мэдвей.

Сенатор съежился, не желая влезать в трагедию, на которую намекали и слова, и тон.

— Детективная, значит, история? — сказал он, мельком уловив картинку на обложке: мускулистый джентльмен в маске сражается в джиу-джитсу с большеглазой красоткой, явно не подозревая, что из-за шторы на заднем плане высовывается рука с револьвером. — Триллер?

— Да, сэр.

— Что ж, не буду вас задерживать. Наверное, вы дочитали до самого интересного места?

— Да, сэр. Преступники как раз пытаются взломать сейф и не подозревают о том, что девушка, которую они принимают за горничную, на самом деле сыщик Джанис Деверо. Доброго вам здоровья, сэр.

И она отправилась своей дорогой, грациозно ступая по дерну. Сенатор Опэл глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду, и не потому, что любовался ее изяществом. Чудовищное подозрение закралось ему в душу.

— А, черт! — воскликнул он.

В его смятенные размышления ворвался веселый говор. На террасе появилась его дочка Джейн в сопровождении молодого Франклина.

3

Легкое замешательство, препятствовавшее вначале вольной болтовне между Джейн и Пэки, не продержалось долго. Теперь они пребывали в превосходнейших отношениях, и сенатору, услышавшему их болтовню, показалось, что более отвратительного треска он в жизни не слышал.

— Эй! — резко крикнул он. Любое веселье в подобный момент его возмущало.

Беззаботные голоса моментально оборвались. То, что сенатор Опэл пребывает в душевном смятении, не ускользнуло бы на таком близком расстоянии ни от кого. Джейн встревожилась — она любила отца. Пэки удивился — для него было откровением, что сенатор может так нервничать. Пэки воспринимал его как человека из стали, невосприимчивого ни к каким слабостям.

— Папа, что случилось?

Сенатор окинул окрестности заговорщическим взглядом. За исключением лягушки, выпрыгнувшей из кустов и смотревшей странным апоплексическим взглядом, каким обычно смотрят лягушки, словно бы гадая, что же теперь делать, вокруг не было ни души. Тем не менее сенатор понизил голос до сиплого шепота.

— Слушайте! Надо быть начеку!

— Я начеку! — легкомысленно откликнулся Пэки. — Предоставьте все мне, старине Пэки, надежному Франклину. Ситуация у меня под контролем.

— Прекратите трещать, как идиот!

— Папа!

— А ты брось свои «папа»! Представляете, что стряслось?

Тем же сиплым, бронхиальным шепотом сенатор Опэл поведал им всю историю. Он рассказал о своем броске в венецианскую спальню, об успешном знакомстве с сейфом, о триумфе и ликовании и о победной пробежке по террасе.

Далее рассказ принял минорные тона. Сенатор перешел к Мэдвей и сигаре, Мэдвей и ее загадочном взгляде, Мэдвей и детективному роману, Мэдвей и ее прощальным словам, которые, если не зловещи, то каковы же еще?

— «Преступники как раз пытаются взломать сейф и не подозревают, что эта чертова горничная на самом деле — переодетый детектив». Так и сказала! И вы бы видели ее взгляд! Признайся она в открытую, что она — частный детектив, так и то не было б яснее! Я весь похолодел!

— Ну, нет! — воскликнула оптимистка Джейн. — Не может быть!

— Уверяю вас, — мрачно возразил пессимист-сенатор. — Это сыщица!

Пэки занял промежуточную позицию.