Читаем Том 9. Наброски, конспекты, планы полностью

Том 9. Наброски, конспекты, планы

Норманы грабили чужие земли, обирали с них дани и около зимы возвращались домой. Но в Руси оставили они людей, которые год от году собирали поборы с жителей и угнетали их. (См. Архан<гельский> список). Это побудило славян, мерь, чудь и кривичей выгнать их.

Они боялись возвращения их, соединились для защиты и начали делать укрепления. Но между этими четырь<мя> нациями восстало несогласие, необходимое следствие федеративной системы, и 4 народа признаются<…>.[4]

25. Действия варягов^*

Варяги очень часто отправлялись из Киева в Цареград служить — доказательство в Олеговом договоре.

По византийским хроникам, при императоре Льве, во время похода патриция и логофета Гимерия на Крит, в императорском флоте было 700 руссов, жалованья давалось всего один только центенарий.

На флоте, с которым протоспафарий Епифаний пристал к берегу Ломбардии в 935, было 415 руссов, находившихся на 7 каравиях.

В походе на Крит 949 года было руссов 384 человека, а с служителями 629 (для 9 русских каравий куплено толстое полотно, из которого сделано 9 парусов, каждый в 300 локтей).

В походе на Крит 962 упоминают опять о руссах, помогавших при взятии одного города.

В 1057 упоминается о легионе руссов, зимовавших на востоке вместе с двумя легионами франков.

В 1077 император Лука послал против одного мятежника русские корабли.

26. Норманизм в Руси^*

Доказательство равенства дружины и братства, великой силы ее, ограничивающей власть князя, находится в договоре Олега между прочим, где требуется с греков дань или подарки на каждого человека и где упоминается, даже и берется дань на Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и проч<ие>, то е<сть>, вероятно, <на>ходившихся там чиновников.

* * *

Везде показательно, разительно преимущество варяжской дружины над славянской. Везде видна победительная и властвующая нация и ее преобла<дание>. В договоре о руссах говорятся и больше им предоставляется преимуществ. Паруса на лодки их они употребляют шелковистые, подарки императора греческого, а славянам простые.

27. Обычай варягов на Руси^*

Суетность и тщеславие воинственного и дикого народа сильно проявляется во всем. На лодки вместо парусов они берут шелковые материи греков.

См. у Деппинга.

28. О варягах^*

Черта справедливости варяжской. В 1034 в царст<вование> им<ператора> Михаила Пафлагонского один из варягов, стоявших на зимовье во фракий<ской> области, хотел изнасиловать одну фракианку, которая, выхватив у него меч, им же его заколола. Его товарищи, узнавши об этом, увенчали фракианку, отдали ей всё имение убитого, а его оставили непогребенного. Кедрин.

Варяги, как видно из визант<ийских> хр<оник>, составляли гвардию вместе с франками и др.

29. Мысли и заметки собственные^*

Причины малонаселенности севера — холод, суровость климата.

Ученые употребляли церковный язык, и потому нет сомнения в существовании народного языка, различного от него, уклонявшегося с каждым столетием.

Сановники и все главные начальники были варяги, <но> знали по-славянски, и славянский язык более раздавался на Руси, нежели скандинавский.

Норманы любили страны богатые и потому долго оставляли славян в покое и проходили чрез земли их в Царьград.

30.. Об Олеговом договоре^*

С какой стати выдумывать договор? Иногда из гордости и тщеславия выдумается о предках, но всегда почти в повествовательном, в напыщенном, в баснословном, в преувеличенном виде. Но чтобы оно имело форму договора, вылилось в такую ясную, определительную форму, это совершенно невозможно.

Еще более невозможно, памятуя гражданственное развитие и грубость века.

Если бы выдумали (кто бы мог выдумать?) Какие должен иметь достоинства тот, кто в состоянии выдумать.

Отчего произошло подозрение в их подлинности.

Составить так, с такими обстоятельствами, так не упустить, так много вдвинуть знаменующее истинно норманское.

Уже самое сомнение Шлецера говорит в их пользу. Стало быть, они так искусно подделаны. А можно ли допустить тогдашнему веку и тогдашним людям такое искусство?

Страшные описки, невероятные ошибки писцов, необыкновенная изуродованность имен говорят за его действительность. Если бы он был поддельный и в новейшие времена, он бы списался несравненно правильнее, он бы был понятен для писцов, и они бы не путались так.

Уже одни постановления о ладьях, чрезвычайно точные, определенные, даже несколько сложные, ясно показывают жизнь совершенно норманскую и прямо относятся к норманскому. Никогда, если бы допустить о составлении его в последующие времена, не могли бы изобретатели распространиться об этом предмете. Тогдашняя жизнь русская, даже новгородцев, не навела бы их на эту идею.

В нем бы была неосмотрительность, между тем как ее нигде не видно.