Том 9. Письма 1915-1968

Встретил Багрицкого. Он также оборван и нелеп, — нес в чемодане птиц, купил на Миуссах. Вчера с Синявским был у Митницкого. Митницкий очень восторженно отзывался о моих вещах (напечатанных). Говорит, что в писательских кругах меня знают и многие хотели бы посмотреть — какой такой я.

Был с Синявским (теперь он неизменный мой спутник) в Немчиновке. Там осень. Тянет меня очень в деревню.

1-го или 2-го получу деньги за вечернюю работу и пришлю тебе. Я боюсь, что у тебя совсем плохо с деньгами.

Дим, Дим, наш глупый сынишка, почему ты ничего не напишешь, дади. Ужасно хорошо ты написала про Дима, как он показал рукой в пространство и сказал: «тям, да, да!» Напиши, когда думаешь приехать.

Целую. Кот.

Когда Дим ходит около столов — следи, чтобы он ничего не перевернул па себя. Будьте осторожны с примусом.

Привет Гусевым и полковнику.

Воронский уехал раньше назначенного срока в Кисловодск. Перед отъездом он оставил мне записку о том, что «Этикетки» он «оставляет исключительно за «Красной новью» для октябрьской книжки.

Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ

23 июля 1927 г. Одесса

Крол, родной. Каждый день хожу на почтамт, но от тебя писем нет, и я начинаю тревожиться. Живу у Арен-берга, — можно писать на его адрес (Театральный пер., 14).

Подробно опишу тебе все свои дни. В среду 20-го был на даче у Аренберга (на Французском бульваре). Купался, катался на шлюпке в море. 21-го ездил на 9-ую станцию, на свой любимый камень, ловил бычков. Наловил уйму и отдал соседям-рыбакам. 22-го ездил с Гехтом, Верочкой и очень славным студентом Бондариным в Аркадию. В Аркадии встретил Крути, Незнакомца, они шумно меня приветствовали. На пляже играли часа три в домино — последнее одесское увлечение, я сгорел, ночью был жар, сейчас все прошло. За три дня я сильно загорел, лоб стал совсем медный. Хожу я без воротничков, в тюбетейке. Сегодня компанией (Гехты, Бондарин, Кирсапов (поэт) были на австрийском пляже, Кирсанов читал свою поэму. Обеды здесь изумительные — за 65 коп. дают много и очень вкусно. Абрикосы — 10 коп. фунт. Вместо чая утром и вечером я пью местное стерильное молоко (желтое), очспь вкусное. Газет не читаю. Читаю Замятина и Блока. Коля болен, лежит и хандрит. Одесса стала очень хороша, — напоминает 16 год, когда мы были с поездом. Новость — обочины улиц засеяны цветами, особенно много табаку, по вечерам он сильно пахнет. Дни стоят страшно знойные, в 3 часа жутко выйти, вечера — прекрасные. В городе много музыки, огней и открылось несколько казино, где играют сотни одесситов (в пти-шво). Я ходил два раза, наблюдал одесситов, один раз поставил 20 коп. и выиграл рубль, больше ставить не решился.

Напиши мне все подробно. Довольна ли Озерицами. Я очень соскучился, несмотря на то что прошла только неделя, и И августа думаю выехать, с тем чтобы 14-го быть в Озерицах. Я уже очень отдохнул.

Что привезти Димушке? Напиши о нем подробно-подробно, все новые его слова,

Целую. Кот,

Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ

<Август> 1928 г. Москва

Крол, родной. Получил вчера твою открытку от 24-го, из которой видно, что ты до сих пор не получила ни денег, ни холстов, ни двух моих открыток. Деньги я отправил 21-го, а холсты 22-го. Справься на почте, — почта в Горках безобразная.

Сегодня вечером отправлю расчетную книжку и кое-какие журналы.

В Москве очень одиноко, — одиночество свое я использую для того, чтобы писать. Часто вижу только Шторма (жена его уехала в Алупку), он почти каждый день заходит ко мне, или в РОСТу, или домой, — сейчас начал писать «Болотникова». Ездил с ним в Болшево к Фраерману, Шторм быстро скис от дождя, холода и плохо проведенной ночи. Поэтому хорошо отчасти, что он не приехал в Озерицы…

Фраерман толстеет, собирает грибы и ведет семейственную жизнь. От Озериц в восторге и собирается туда числа 8–9 сентября (дальше он не может).

Вчера Синявский потащил меня в Удельное (по Каз. дор.), где живут все его приятели-архитекторы. Сегодня он уезжает в Могилев к Мальвине, и вчера были его проводы <…>

Озерицы выветрили мне голову, и я как-то по-новому воспринимаю людей. Поэтому и опасения твои относительно Наташи оказались вздорными, как я и говорил. У меня здесь такое чувство, будто я в чужой стране, где меня никто не понимает, — я с радостью удрал бы сейчас опять в луга, на Оку, тоска у меня по воздуху, по воде — страшная. В Москве физически ощущаешь, как нездоровье, затхлость пудами вливаются в тебя. Буду писать.

Сейчас иду в «Пролетарий» за деньгами. Я писал тебе уже, что в «Мол. гвардии» вышли пробные экземпляры моей книжки. Издана она прекрасно, обложка (папка) очень красивая, но не цвета сольферино, как я говорил, а синяя (светло-синяя, матовая). Шрифт красивый, формат мне очень нравится. Я держал ее в руках, и мне даже не верилось почему-то, что это моя книга. На днях получу авторские экземпляры и сейчас же пришлю тебе.

Звонил Митницкий, — он теперь редактор «Крокодила», зовет в «Крокодил» писать очерки. Вряд ли что-нибудь выйдет, — к юмористике я не склонен.