Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Возьми это и передай мужу моей дочери, если ты, конечно, доберешься в Гумри. Я обещал ей персидский платок, а ее мужу для его лошади уздечку, такую, как у курдов из Пир-Мани. Передаешь им эти вещи, и они узнают, что ты мой друг и брат, и примут тебя так же, как если б это был я. Но ради твоего же блага я желаю тем не менее, чтобы ты еще раз снова ко мне вернулся. — Он указал на следовавшего за нами всадника. — Этот человек возвратит мне костюм этого чужестранца. Ему ты можешь отдать пакет, если не сможешь поехать в Гумри. А теперь расстаемся! Алейкум салам ва рахмет алла! Да пребудут с тобою мир и милосердие!

Мы крепко обнялись. Он подал и другую руку и поехал обратно.

Глава 3 В КРЕПОСТИ

По долине, в которой было очень много дубов, так напоминавших мне мою родину, спешили мы навстречу нашей цели.

— Можно говорить? — тихо спросил меня Линдсей.

— Да. Ведь нас сейчас никто не слышит.

— А курд, следующий за нами?

— Не обращай на него внимания.

— Well! Деревня называется Спандаре?

— Да.

— Как вам там понравилось?

— Весьма и весьма. А вам, сэр?

— Роскошно! Хороший хозяин, добрая хозяйка, приличная еда, красивый танец, великолепный пес!

Произнося последние слова, он взглянул на бежавшую рядом с моей лошадью борзую. Из осторожности я привязал ее веревкой к стремени. Кстати, собака уже подружилась с лошадью и, казалось, уяснила четко, кто стал ее хозяином. Она внимательно поглядывала на меня снизу вверх своими большими, умными глазами.

— Да, — отвечал я. — Все было прекрасно, в особенности еда.

— Отлично! Даже голубь и бифштекс!

— Хм! Вы в самом деле полагаете, что это был голубь?

— Нет? Не голубь? Все равно это был голубь, я знаю!

— Не голубь!

— А что же?

— Это зверь, которого зоологи прозвали латинским именем Vespertilio murinus, или myotis[36]. Я не зоолог и не знаю латинского языка! Обычно этого «голубя» называют «летучая мышь».

— Летучая…

Он запнулся на этом слове и в ужасе раскрыл широко рот. Даже нос от этого пострадал — его кончик побелел.

— Да, это была летучая мышь. Вы съели летучую мышь.

Он остановил лошадь и уставился в небо. Наконец я услышал громкий щелчок: рот снова закрылся, и мне стало ясно, что к англичанину вернулась способность облекать свои мысли в слова.

— …мышь!

Этим маленьким словом он завершил начатое словосочетание. Затем он наклонился ко мне, свесившись с лошади, и схватил меня за локоть.

— Сэр!

— Что?

— Не забывайте о почтении, должном оказываться каждому джентльмену!

— Я был недостаточно почтителен к вам?

— И весьма, скажу я вам!

— Насколько?

— Как можете вы утверждать, что сэр Дэвид ест летучих мышей!

— Летучих мышей? Я говорил лишь об одной.

— Все равно! Одна или несколько, это все равно оскорбление. Я требую удовлетворения, сатисфакции! Well!

— Считайте, она у вас уже есть!

— У меня? Как это?

— Вы получите сатисфакцию, которая вас полностью удовлетворит.

— Какую? Не знаю никакой.

— Я тоже ел летучую мышь, как и Мохаммед Эмин.

— Тоже? Вы и он? A-a!

— Да, я также принял ее за голубя. Когда же я поинтересовался, мне сказали, что это была летучая мышь.

— У летучей мыши же есть кожица.

— Срезали.

— Значит, все это на самом деле правда?

— На самом деле.

— Не шутка, не розыгрыш?

— Всерьез.

— Ужас! О-о! Получу колики, холеру, тиф! О-о!

Он скривил такую мину, что ему нельзя было не посочувствовать.

— Вам плохо, сэр?

— Очень! Yes!

— Могу я помочь?

— Чем же?

— Гомеопатическим средством.

— У вас оно есть? Мне становится действительно дурно!

— Какое средство?

— Симилиа симилибус.

— Опять зоология, латынь?

— Да, латынь: подобное подобным. А по зоологически это саранча.

— Что?

— Да, саранча.

— Против дурноты? Мне нужно ее съесть?

— Вы не должны ее есть, вы ее уже съели.

— Я ее уже… Я?

— Да.

— Глупости! Невозможно! Когда?

— Вчера вечером.

— A-a! Объяснитесь!

— Вы сказали, что бифштекс оказался очень хорошим.

— Очень! Невероятно хорошим! Well!

— Это был не бифштекс.

— Не бифштекс? Я англичанин! Был бифштекс!

— Не было! Я спрашивал!

— А что же было?

— Поджаренная в оливковом масле саранча. Мы называем этих деликатесных прыгунов соломенными лошадьми.

— Соломенными…

Снова, как и прежде, слово застряло у него в горле, но в этот раз он совладал с собой и крепко сжал губы.

— …лошадьми!

— Да, вы ели соломенных лошадей.

— A-a! Ужасно! Но я их не распробовал!

— Разве вы знаете, как они выглядят?

Он сделал руками и ногами движение, как будто хотел повернуться на лошади вокруг собственной оси.

— Нет, никогда не видел.

— Я уверяю вас, это была действительно саранча. Ее жарят и растирают, потом кладут в землю до получения ею особого вкуса, как говорят французы haut gout[37], и тушат в оливковом масле. Я попросил уже этот рецепт у жены старосты и точно знаю, что говорю.

— Ужас! У меня ведь будут желудочные колики!..

— Вы удовлетворены моей сатисфакцией?

— И вы тоже ели кузнечиков?

— Нет.

— Нет? Почему нет?

— Мне их не подавали.

— Только мне?

— Только вам одному, наверное, это почетная награда вам, сэр!

— А вы знали?

— Сначала нет, но, когда вы ели, я спросил.

— Почему же вы не сказали мне сразу?

— Вы же наверняка что-нибудь такое сделали бы, что оскорбило бы нашего хозяина.