Том 9. По экватору. Таинственный незнакомец

Доктор Хокин подарил нам отвратительную диковинку — одеревенелую гусеницу, у которой на шее росло деревцо — тонкий стебелек дюйма в четыре высотою. Он появился не случайно, а по обдуманному плану — по замыслу Природы. Гусеница честно собиралась выполнить закон, навязанный ей Природой, навязанный специально для того, чтобы втянуть ее в беду, — закон-ловушку; итак, выполняя его, гусеница приготовила все необходимое, чтобы превратиться в ночную бабочку: вырыла себе ямку, маленькую могилку, вытянулась в ней на животе и наполовину зарылась в землю, но тут вмешалась Природа. Она развеяла в воздухе споры какого-то грибка — и не зря. Несколько спор упало в складку на шее гусеницы, пустило побеги и пошло расти, — ведь там была земля, гусеница-то шею не мыла. Корни пробились вглубь, расползлись по всему телу, высасывая соки для собственного роста; гусеница медленно умирала и превращалась в дерево. И вот теперь у нас деревянная гусеница; каждая частица ее строения бережно сохранена в точности и неприкосновенности, и, как памятник, на ней высится стебель — памятник, увековечивающий ее верность долгу и коварство Природы.

Природа всегда так поступает. Миссис П., конечно, сказала, что гусеница не способна чувствовать и нисколько не страдала. Но миссис Н. не права. Никакая гусеница не сумеет обмануть Природу. Если бы эта не страдала. Природа выискала бы другую. Но и первую она не оставила бы в покое. Никогда! Она подождала бы, пока гусеница превратится в ночную бабочку, а потом зажарила бы ее на свечке.

Природа так забивает рыбе глаза паразитами, что та уже не способна ни увернуться от врага, ни найти себе пищу. Она насылает на морскую звезду паразитов, и те так облепят ее зубцы, что они вздуются и станут ужасно болеть, и бедняжке придется избавиться от одного зубца, чтобы облегчить свои страдания, потом еще от одного и от третьего. Стоит ей отрастить себе новые зубцы, как опять являются паразиты,— и вся история начинается сначала. И наконец, с годами, когда бедная старушка морская звезда потеряет способность восстанавливать свои зубцы и не в силах будет тягаться с Природой, она умрет от голода.

В Австралии распространена ужасная болезнь, вызываемая «неполноценным солитером». Это они его так называют, — не пойму по какой причине: он справляется со своим делом так же хорошо, как если бы был вполне полноценным, украшен фресками, позолочен и все такое прочее.

ноября. — Президент Общества художников повел нас в музей и публичную картинную галерею. Видели чудесные картины, выставленные обществом, — часть из них была куплена, другие получены в дар. Оттуда мы пошли в картинную галерею общества — на недавно открывшуюся ежегодную выставку. Прекрасная выставка. Подумать только, две таких коллекции картин и Общество художников в небольшом городке! В Австралазии это отнюдь не редкость. В этом не было бы ничего удивительного, будь здесь монархия. Я хочу сказать — абсолютная монархия, когда нет надобности ставить на голосование вопрос о деньгах, - протянул руку и бери. Вот тогда искусство, процветает. Но ведь эти колонии — республики, республики с широким избирательным правом; в Новой Зеландии, например, даже женщины имеют право голоса, В республиках правительство и богатые люди не очень-то заботятся о развитии искусств. Меж тем в Австралазии повсюду для публичных галерей приобретаются картины знаменитых европейских художников за счет государства или общества граждан — живых граждан, а не покойников; они грабят себя, а не своих наследников. 06-щеетно художников Данидина имеет собственный дом, построенный на средства, собранные по подписке.

Глава XXXI. «ГОСТИНИЦА В МЭРИБОРО — ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧТО!»

Греховны не слова, а дух гнева; и этот дух — брань. Мы начинаем браниться прежде, чем научились говорить.

Новый календарь Простофили Вильсона

11 ноября. На железной дороге. — Наш поезд — экспресс — идет со скоростью двадцать с половиною миль в час, по графику; впрочем, нам и не хочется ехать быстрее — очень занятны виды моря и суши, очень удобны вагоны. Они устроены не на английский и не на американский лад, — это нечто среднее между теми и другими, как в Швейцарии. Вдоль вагона тянется узкий, обнесенный перилами балкончик, по которому можно прогуливаться. В каждом вагоне есть уборная. Это уже прогресс, веяние девятнадцатого столетия. Так называемые экспрессы ходят в Новой Зеландии два раза в неделю. Об этом не мешает знать, если хочешь уподобиться птице и лететь через страну со скоростью двадцать миль в час; иначе рискуешь выехать в один из остальных пяти дней недели и попасть на такой поезд, который не поспевает даже за собственной тенью.

Эти приятные вагоны по контрасту напомнили мне вагоны железнодорожной ветки на Мэриборо на Австралийском континенте и разговор с пассажиром об этой ветке и о тамошней гостинице.