Том 9. По экватору. Таинственный незнакомец

Упорные маори порядком затруднили белым поселение на их острове. Не с самого начала, а позднее. Спорна они радушно встретили белых и очень охотно торговала с ними, особенно если могли приобрести pyжья, - ибо забавы ради они постоянно воевали между собой и оружие белых нравилось им гораздо больше своего собственного. Я не оговорился — война действительно была для них забавой. Они нередко затевали стычки без всякой причины и убивали друг друга шутки ради, просто так. Автор «Новой Зеландии в далеком прошлом» приводит такой случай: победоносное войско, воспользовавшись своим преимуществом, могло уничтожить врага, но отказалось от этого: «Потому что, — наивно объяснили победители, — если бы мы это сделали, нам больше не с кем было бы воевать». В другой стычке армия известила противника, что у нее недостает оружия, и если ей не пришлют хоть немного, она будет вынуждена прекратить войну. Оружие было послано, и битва продолжалась.

Первое время дела шли неплохо. Туземцы продавали землю, не понимая условий сделки, а белые покупали, нимало об этом не заботясь. Мало-помалу маори стали догадываться, что их надувают, и тогда начались неприятности — не такие они люди, чтоб проглотить обиду и уйти в кусты проливать слезы. Маори отличались гордым духом и стойкостью тасманцев, к тому же они недурно владели военной наукой. Итак, они восстали против своих притеснителей — доблестные «фанатики» открыли военные действия, которые кончились только тогда, когда несколько поколений сошли в могилу,

Глава XXXVI. ПОЭЗИЯ ТУЗЕМНЫХ НАЗВАНИЙ

Есть несколько недурных рецептов устоять перед соблазнами, но самый верный — трусость.

Новый календарь Простофили Вильсона

Имена не обязательно такие, какими кажутся на первый взгляд. Распространенное валийское имя Бзикслвип произносится: Джексон.

Новый календарь Простофили Вилъсона

13 декабря, пятница. — Отплыли в три часа дня на «Марароа». Теплые моря и хороший пароход — на свете нет ничего лучше.

Понедельник. — Три дня провели в раю. Тепло, солнечно и безмятежно; море сияет прозрачной синевой, совсем как Средиземное... Целый день нежишься на палубе, и шезлонге под тентом, — читаешь, куришь, безгранично умиротворенный. Проза не соответствует такому настроению, читаешь только поэзию. Я перечитывал стихи миссис Джулии А. Мур и снова открывал в них то изящество и мелодичность, что покорили меня двадцать лет назад, когда стихи впервые вышли из печати, и держат в радостном плену по сей день. «Сборник лирических песен» давно не переиздавался, и мир, в общем, позабыл его, но я не забыл. Куда бы я ни поехал, эта книга всегда со мной; она и бессмертный роман Гольдсмита... Для меня она полна такого же глубокого очаровании, как «Векфильдский священник», и я нахожу в ней тог же тонкий прием, — благодаря чему эпизод нарочито смешной становится трогательным, а нарочито трогательный смешит. В свое время миссис Мур называли «Соловьем Мичигана», и она была больше всего известна под этим именем. Сегодня прочитал ее книжку дважды — хотелось определить, какое же из стихотворении лучше всех, — и пришел к выводу, что по силе воздействия и глубине первого места заслуживает «Уильям Апсон»

УИЛЬЯМ АПСОН

(На мотив «Майора единственный сын»)

Внемлите все. Пойдет сейчас

О бедном юноше рассказ.

Он духом храбрый был герой,

А ныне спит и земле сырой.

Он Уильям Апсон звался, но

Так или этак — все равно

Участье принял он в бою

И в нем утратил жизнь спою.

Сын Перри Апсона он был,

И первенца отец любил,

Кто в девятнадцать лет хотел

Восстанье взять себе в удел.

Отец сказал ему: «Иди!»

Но мать молила: « Не ходи,

Останься, Билли, здесь со мной».

Но он не тронулся мольбой.

Покинул он края свои,

Поехал в Нашвилл, в Теннесси.

Не знал никто, как умер он,

Где прах его был погребен.

Он ровно месяц прохворал.

О, как рыдали отец и мать!

А ныне сколь тяжка их грусть:

Ушел их Билли в дальний путь!

Коль сыну глаза закрыла бы мать

(Ведь сына родного любила мать!)

И в смертный бы час его с ним была,

Спокойней бы встречи за гробом ждала.

Была бы матери грусть легка,

Коль умер бы он на ее руках

И покинул бы этот свет,

Прошептав ей прощальный прилет.

И матери грусть теперь легка —

Знает она, где могила сынка.

Перенесен он на наш погост.

Будет лить она меньше слез,

Хоть не знает она, что то ее сын:

Ведь гроб этот не был открыт.

Не знает мать, кто в нем схоронен,

И может, это вовсе не он[15]*.

17 декабря. — Прибыли в Сидней.