…В предместьях, где нужда кишитИ где слезами каждый шаг омыт,Где перебранки вечные в лачугах,Где взгляды ненависть скрестила, как клинки,Где отнимают друг у другаКусок последний бедняки,Где чадом горизонт закрыт —Рычание печей звучитСреди кирпичных стен заводов симметричных……Автоматично и без словТолпа рабочих у станковЗаботливо блюдетИх равномерный, четкий ход,Который полон исступленья злого,Который жадными зубами в клочья рветНенужное отныне слово.…Здесь зори дажеЧерны от слоя сажи,Здесь солнце и в полдневный жарСлепцом бредет сквозь чадный дым и пар.Лишь час, когда потемкам в дарНедоля принесет закатный шар, —Как молот поднятый, на миг замретДыханье мощного усилья,И золотой туман над городом простретСвои сверкающие крылья.За черным окном, в щелях жалюзи, с темной улицы Мари-Роз светился одинокий газовый фонарь, а над мансардами Парижа был простерт золотой туман и слышался не утихающий ни днем, ни ночью, странный, утомительный гул громадного города. Перед Лениным появлялись могучие фигуры — символы из «Державных ритмов»: Геракл, Персей, Мартин Лютер, наконец, Город с большой буквы:
…Расстаться был бы рад ты с вековым укладом,Чтоб слиться наконец, — своих богов губя, —С неистовой душой, исполнившей тебяОгромным электрическим зарядом.Ленин чувствовал в себе этот огромный электрический заряд, не дававший ему спать, измучивший напряженный мозг бессонницей, мозг, устремленный в грядущее.
Грядущее! Я слышу, как оноРвет землю и ломает своды в этихГородах из золота и черни, где пожарыРыщут, как львы с пылающей гривой.Единая минуты, в которой потрясены века,Узлы, которые победа развязывает в битвах,Великий час, когда обличья мира меняются,Когда все то, что было святым и правым,Кажется неверным,Когда взлетаешь вдруг к вершинам новой веры,Когда толпа — носительница гнева, —Сочтя и перечтя века своих, обид,На глыбе силы воздвигает право.