Он наблюдал и Полезнова, как он отнесся к его родне: больше ли стало у него доверия к нему, Макухину, или меньше? Действительно ли он приобрел в нем компаньона, или тот скажет ему завтра, когда встретится с ним один на один: «Подумаю еще, погоди: дело все-таки как-никак рисковое, — кабы не прогореть…» А это значило бы, что пошел на попятную, и еще в такое время, которого терять никак уже нельзя: люди покупают хлеб на корню, и у них уже все налажено — и где покупать и кому продавать, — а ему это все надо еще наладить.
Наконец, колебания, браться ли всерьез за это дело, и у него у самого были, и он, даже не совсем осознавая это, нуждался в поддержке кого-нибудь другого, тоже пока осмотрительного и осторожного, чтобы не попасть в лапы прожженных жуликов. Полезнова он ценил за то еще, что тот гораздо лучше его знал людей, с которыми пришлось бы ему теперь иметь дело, и был, по его наблюдениям, пока еще скромен.
Вот он вполне толково отвечает «папаше», полковнику, на какой-то его вопрос:
— В нашем торговом деле, если вам желается знать, большую самую роль играет кредит, а не то чтобы наличные! На наличные кто же дело ведет? Да их и не всегда достанешь, сколько их требуется, значит, что же прикажете? Лавочку на замок, а зубы на полочку? Сущий убыток. В торговом деле так: я тебе верю, а ты мне веришь, — выходит, обоюдная порука.
— Круговая то есть, — поправил полковник.
— Пускай круговая — еще лучше… Одним словом, на кредите основано.
— Вся жизнь на кредите основана, однако же вся она, целиком и в розницу, дичь и вранье! — вставил вдруг Дивеев, повысив голос.
Полезнов принял это как шутку и отозвался усмехнувшись:
— Вся не вся, ну, конечно, не без того: попадается, слова нет.
— Вся! — резко выкрикнул Алексей Иваныч. — Сверху донизу вся!
— Однако же вот пиво вполне приличное, — прохрипела слепая.
— И раки тоже, — поддержала свою мать Наталья Львовна, — а вы, Алексей Иваныч, несколько преувеличили, сознайтесь!
— Простите! — кротко сказал вдруг Дивеев и левой рукой сделал хватающий жест, как будто хотел показать, что сказанное берет обратно.
Он как-то поник после того, еще больше втянув голову в плечи, так что Полезнову стало его даже почему-то жалко, а Макухин, считая нужным поддержать своего будущего компаньона, обратился к тестю:
— Вот, например, есть тут банк, называемый «Взаимного кредита». Это же оно самое и есть, о чем вот Иван Ионыч говорил: ты мне доверяешь, я тебе доверяю…
Он хотел развить это общее положение на придуманном им примере, как вдруг до него донеслась от соседнего столика не к нему лично направленная, однако хлесткая фраза:
— Не все, значит, еще насчет «Взаимного» знают, что на нем уж замок висит!
Макухин обернулся, посмотрел встревоженно в ту сторону и Полезнов.
Там сидело двое молодых людей в одинаково белых рубахах и без шляп. Очень смуглые оба и горбоносые, они похожи были на греков. Прежде их не было слышно: они играли в домино и казались до того углубленными в это занятие, что даже и не могли слышать, что говорилось за другими столиками, — однако, выходит, слышали.
— Как так на замке «Взаимный»? — спросил Макухин, обращаясь сразу к обоим.
— Так и на замке, — ответил один, а другой добавил:
— Вчера с обеда.
— По какой же причине? — допытывался Макухин.
— Учет идет, проверка, — объяснил один.
— Директор скрылся, — сказал другой.
— Вот тебе раз! Какой же директор?
— Какой же еще, как не Анжелло? — полувопросом ответил один, а другой добавил:
— Бежал, конечно, не иначе как в Одессу, а оттуда в Италию… А разве кто бежит, так он это делает с пустыми карманами? Вот поэтому и проверка.
Макухин посмотрел на Полезнова, Полезнов на Макухина, и оба одновременно поднялись с мест и взялись один за свою шляпу, другой за белый картуз.
Не то чтобы много, но кое-что все-таки лежало у каждого из них про запас в банке «Общество взаимного кредита», платившем по вкладам по пяти процентов годовых, в то время как Государственный банк платил только по четыре.
Глава пятая
Международное право
Экстренный поезд с гробами эрцгерцогской четы прибыл в Вену на пятый день после убийства в Сараеве — 19 июня в десять часов вечера.
Он подошел к южному вокзалу, залитому электрическим светом, задекорированному трауром, сплошь заполненному встречавшей его толпой.
Тут был и эрцгерцог Карл, новый наследник престола, который по ритуалу должен был первым поклониться праху своего дяди, так неожиданно освободившего для него место у престола; тут были и военный министр, и начальник генерального штаба, и все высшие военные и придворные чины, которые прежде всех прочих граждан Австро-Венгрии должны были воспламениться глубочайшим негодованием к национальности, давшей убийцу, и жаждой мести.
Мертвые, в двух цинковых, покрытых флагами и венками гробах, именно этот замысел и таили, и сравнительно поздний час, когда они появились на венском вокзале, не только не мешал, но даже способствовал их обширному замыслу.