Том 9. Публицистика

Главное, однако, волшебство в этой третьей главе лубочного романа заключается не в содержании этого дикого и бестолкового кликушества, а в том, что под листком напечатано мелким шрифтом: «Дозволено цензурою.Спб., 19 февраля 1906 г. Типография Спб. Градоначальства…Склад издания во всех магазинах „Нового времени“ и в редакции „Русское знамя“…»

«По наивности, свойственной русским гражданам, — признается господин Р-в, — я заподозрил здесь злостную мистификацию и чуть было даже не обиделся за спб. градоначальство, но раздумал, отправился в магазин „Нового времени“, с трудом протискался сквозь толпу „женихов и невест“ и обратился к приказчику с просьбой продать мне воззвание. „Вам о жидах?“ — спросил он меня галантно и великолепным жестом указал на кипу лежащих на прилавке прокламаций…»

Итак, плохой лубочный роман оказался еще худшею действительностью. Что же после этого не похоже на истину и чего не может случиться на Руси на заре российской конституции? Все похоже на истину, и все может случиться…

«В правительственных типографиях (восклицает другая газета) печатаются с дозволения цензуры призывы к избиениям. В казармах раздаются эти воззвания, по всей Руси рассылаются прямо из правительственной типографии, точно циркуляры, приглашения к погромам. Открыто продаются в притонах, вроде магазинов „Нового времени“ и редакции „Русского знамени“… Попросту говоря: среди бела дня, без помех и стеснений ведется агитация к погромам, и на каждом акте этой агитации имеется отчетливая надпись: „Дозволено цензурой…“» [234]

Лубочная действительность на этот раз превзошла самый лубочный вымысел: вместо ночной работы черносотенных охранников — оказалось легальное производство типографии градоначальства! Автор не какой-нибудь безвестный уголовный субъект из шайки Крушевана, а действительный статский советник Алексей Максимович Лавров, «состоящий при министерстве внутренних дел».

В квартире его (ул. Жуковского, 28–12) оказался целый склад отпечатанных в типографии градоначальства черносотенных воззваний. «Г-н Лавров, по слухам, имеет близкое отношение к охранному отделению; он сослуживец В. М. Пуришкевича, чиновника особых поручений при том же министерстве внутренних дел, призывавшего в свое время, как это сообщалось в газетах, — на собраниях „Союза русского народа“ в манеже к избиению интеллигенции» («Речь», № 10).

Последняя глава этого сенсационного уголовно-политического романа переносит нас в заседание совета министров. Мы так много, еще до российской конституции, читали о необходимости «единого и солидарно-ответственного кабинета», что было бы очень странно, если бы у нас не было такового и по объявлении конституции… Конечно, он есть, и это именно — кабинет Витте-Дурново. Понятно, что этот «единый и солидарный» кабинет собрался, чтобы всем его членам совместно, как говорится, вкупе и влюбе дочитать любопытный роман и критически обсудить его достоинства и недостатки. Если бы Илье Ефимовичу Репину было предоставлено набросать картину этого замечательного собрания, то это несомненно была бы превосходная иллюстрация к политической истории наших дней… Председательствовал на президентском кресле (а быть может, между двух?) граф С. Ю. Витте, которому, конечно, было очень интересно услышать от своего солидарного сотрудника, министра внутренних дел, какими соображениями, относящимися до «единства действий», руководствовались видные деятели его министерства, ставя имя «главы кабинета» (и даже его супруги) во главе «внутренних врагов», коих следует истребить? Правда, у П. Н. Дурново был готовый и весьма остроумный ответ, данный им ранее по другому случаю: стоит ли жалеть стекла в горящем доме? Но господин Дурново, как сообщают газеты, молчал. Говорили: петербургский градоначальник, генерал фон-дер-Лауниц, и начальник главного управления по делам печати, г. Бельгард. «Господин градоначальник просто объяснил, что типография градоначальства приняла к печатанию воззвание, как всякий частный заказ, не входя в обсуждение его содержания, так как на рукописи имелась разрешительная пометка цензора».К тому же заказ был доставлен в типографию г. Лавровым, лицом, заведомо весьма благонадежным, приближенным к генералу Богдановичу и даже чиновником министерства внутренних дел.