Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

За окном незаметно стемнело. Ланской включил люминесцентные трубки под потолком. Глянув на часы — рабочий день давно кончился, — вырубил напряжение, затем завернул до предела редуктор баллона. Установка, которую они, отлаживая автоматику, уже вторую неделю гоняли вхолостую, перестала гудеть и булькать. Погасли неоновые глазки всевозможных релейных устройств. Вернулись на нуль стрелки приборов и самописцы потенциометров. От трубчатой печи, однако, исходил еще устойчивый жар, припахивающий разогретой изоляцией и железом. Пока кожух не охладится, уходить было рискованно, и Кирилл принялся разбирать журнальные оттиски, прикидывая, хватит ли материала на полновесную диссертацию. В свете недавних событий следовало форсировать защиту. Пока шеф еще на месте, нужно выжать из него все, что только возможно. Публикаций и материала было, пожалуй, достаточно, но явно недоставало теоретического обоснования процесса, чтобы выставить работу на соискание химической степени. Замахиваться без полупромышленного опробования на технические науки было тоже рискованно, не говоря уж о том, что это не очень устраивало самого Кирилла, мечтавшего посвятить себя теоретической физхимии.

Вот и говори после этого, что научно-технический прогресс не зависит от судеб отдельных личностей. Еще как зависит, несмотря на всю свою безусловную объективность. Оставалось одно: подналечь на теорию. А Малику оставить железо. Пусть отправляется на поклон к рабочему классу. Без установки — труба.

Кирилл улыбнулся при мысли, что по первой прикидке главной деталью установки как раз и станет труба из лучшей инструментальной стали, где рудные частицы будут плясать в закрученном вихре горячих газов.

«Работать, чтобы жить, или жить, чтобы работать?» — задал себе Ланской сакраментальный вопрос и не нашел однозначного ответа. В принципе он принимал оба варианта. Как ни мудри, а вперед продвигаться надо. Стрела времени подгоняет.

Бережно прижимая к заметно выпиравшему животику кварцевый цилиндр с припаянными по торцам вакуумными кранами, в лабораторию ворвался запыхавшийся Марлен.

— Красотища! — Шумно отдуваясь, он отодвинул штатив с пробирками и опустил сверкающее матовыми прожилками сооружение на стол. — То, что надо!

— Не подкачал дядя Ваня, — одобрил Кирилл, любуясь игрой света в молочной глубине стекла. Диaфpaгма была врезана точно посередке, создавая нужное сужение для газовой струи. — Мастер. Второго такого днем с огнем не сыщешь.

— Еле на ногах стоит, а горелку ведет, что твой рейсфедер. — Ровнин локтем отер лицо.

— Своими руками губим человека.

— Я что-то не встречал стеклодува, который бы сделал тебе за так. Да еще без очереди. Не мы первые, не мы последние.

— Удобная философия, — вздохнул Ланской. — Но вещица действительно загляденье! — Он попробовал трехходовой кран. — Как по маслу… Поставим?

— А чего тянуть? — с готовностью согласился Малик.

Они подняли раму вытяжного шкафа и принялись методично отсоединять ведущие к реактору шланги и провода.

— Не остыла еще, — ненароком притронувшись к кожуху печи, Кирилл привычно схватился за мочку уха. — Опять дотемна провозимся.

— Не на дядю вкалываем, — отозвался Ровнин. Он все еще не мог отдышаться, и его широкая грудь ходуном ходила под облегающей тканью халата.

Следя краем глаза, как мелькают, мимолетно и бережно касаясь всевозможных трубок и клемм, его полные короткопалые руки, Ланской вновь поймал себя на мысли, что более немузыкальных лап еще не создавала природа. Глядя на них, трудно было поверить, что Малик почти ежедневно упражняется на скрипке, а порой и подхалтуривает по старой памяти с дружками лабухами на вечерах или свадьбах. Играл он всегда с закрытыми глазами, мучительно гримасничая и шумно дыша носом. Безропотно меняя почти игрушечную скрипочку, коли была такая нужда, на здоровенный контрабас, он обладал редчайшим даром заражать других своей по-детски открытой непосредственной радостью. Право, смешно и трогательно было следить, как, окончательно выдохшись под конец вечеринки, он начинал подпевать и пританцовывать, не жалея ни струн, ни смычка. И неизвестно, что над чем преобладало у Малика в такие минуты: то ли упоение бесшабашным весельем, то ли вовсе не лишняя в семейном бюджете четвертная. Как-никак, старшая дочка уже таскала в музыкальную школу нотную папку довоенных времен, и в доме подумывали о покупке пианино.

Предоставив подвод новой трубки приятелю, ибо у Малика это всегда получалось ловчее, Кирилл подумал о том, что человеческие устремления столь же неоднозначны, как и сами люди. Здесь ничего нельзя выделить в виде чистой субстанции. А все богатство внешних проявлений для постороннего глаза не более чем простые модели, никак не отражающие скрытой глубины поразительно запутанного лабиринта души.

Зная свойства отдельных углеводородов, мы и то не решаемся говорить о нефти, вернее, о нефтях, таких многоликих и разных. Но человек, люди — это вообще неисчерпаемый космос, и только сердце, его безотказная интуиция не дают заблудиться среди звездных мерцающих точек, где каждое слово, каждый поступок — сигнал.