Оканчивая повесть, Чехов, как обычно, выражал свою неудовлетворенность результатами: «Тороплюсь, выходит скучновато и вяло» (Ежову, 28 ноября 1891 г.); «Замысел был один, а вышло что-то другое, довольно вялое и не шелковое, как я хотел, а батистовое» (Е. М. Шавровой, 11 декабря).
18 декабря Чехов приехал в Москву читать корректуру.
Выход первой книжки «Русской мысли» был задержан цензурой из-за редакционного «Внутреннего обозрения» и статьи Гольцева «1894 год в политическом отношении». Разрешен был выпуск журнала лишь 13 января 1895 г. (
Ввиду отсутствия цензурного экземпляра установить исключенные строки о религии невозможно. Но материал записных книжек в сопоставлении с опубликованным текстом позволяет сделать предположение, что это могли быть, в частности, следующие места: 1) «Я теперь бы устроил ночлежный дом, но боюсь, что он попадет и руки ханжей, которые будут заставлять ночлежников петь акафисты и станут собирать с них на икону» (
Из мотивов, намеченных в записной книжке и развернутых в тексте повести, к религии имеют отношение также: разговор о бессмертии между Ярцевым и Лаптевым в XIV гл. (
При подготовке повести для собрания сочинений Чехов снял подзаголовок и существенно переработал текст.
В окончательной редакции гораздо меньше говорится о переживаниях влюбленного Лаптева из-за холодности Юлии и о духовной неполноценности героя. Кульминация его духовного конфликта (инвектива об именитом роде в гл. XV) первоначально была выдержана в более резких тонах (см. стр. 391—392). При переработке этого эпизода оказался несколько смягченным образ старика Лаптева. В журнальном тексте Лаптев прямо называл отца купцом-самодуром. Деталь: «Отец старостой в церкви потому, что там можно начальствовать над певчими…», да еще в сочетании со словами о затравленной матери (см. стр. 80—81 и стр. 392 наст. тома) невольно приобретала биографическое звучание. Зная от самого Чехова обстоятельства его детства, Суворин почувствовал некоторое сходство в образе старика Лаптева с отцом Чехова и написал ему об этом. Чехов возражал: «Старик купец <…> не похож на моего отца, так как отец мой до конца дней своих останется тем же, чем был всю жизнь, — человеком среднего калибра, слабого полета» (21 января 1895 г.). Но все же исключил упоминание «отца» в этой филиппике и тем самым придал ей общественный характер.
Психологические мотивировки, подробности быта, разговоры об искусстве, прогрессе и социальном неравенстве — все это занимает в окончательном тексте повести значительно меньше места. В четырех случаях Чехов отбросил концы глав (I, IV, XII и XV), иногда с довольно обширным текстом (например, полстраницы с описанием прихода Панаурова к Лаптевым в конце XV главы). Замена в конце повести слов: «Лаптев <…> спрашивал себя: что́, если Ярцев полюбит его жену?» — размышлением героя о жизни вообще (см. стр. 91 наст. тома) внесла в финал обобщенно-философский смысл.
Многочисленные исправления текста (в том числе и чисто стилистические) не изменили ни основной идеи, ни хронологических границ событий, ни хода действия в повести. На этом последнем этапе работы над произведением автор продолжал «курс», взятый им при осуществлении первоначального замысла — от «романа» к повести. Правка его сделала повесть композиционно более стройной и художественно совершенной.
В повести отразились события культурной жизни Москвы и Петербурга тех лет, когда оформлялся замысел произведения.
Начиная с 1883 г., Антон Рубинштейн неоднократно дирижировал девятой симфонией Бетховена в симфоническом собрании Русского Музыкального общества. Концерты А. Рубинштейна проходили большей частью в Петербурге и изредка в Москве — см.: Игорь