Том 9. Царствование Михаила Федоровича Романова, 1613–1645 гг.

Хронограф, который неблагосклонно отзывается о Филарете Никитиче, так объясняет причины неудачи Шеина: «Царь, по совету, или, лучше сказать, по приказанию патриархову, призывает из Датской и из других немецких земель на помощь себе полковников, именитых людей и храбрых, а с ними множество солдат, отверзает царские свои сокровища, жалует немецких людей нещадно и дает русских вольных людей немцам в научение ратному делу. Сам государь не изволил на поляков идти, потому что был муж милостивый, кроткий, крови нежелательный; если бы возложил упование на вседержителя бога и пошел сам, то думаю, что успел бы в деле. Послали Шеина: тот брал города как птичьи гнезда, потому что поляки не ждали прихода русских людей. Но Шеина бог наказал за то, что, отправляясь из плена, дал королю клятву не воевать против Литвы, и это было известно и царю, и патриарху. Когда боярин Михайла пришел к Смоленску, то поставил острожки близ самого города, туры перед пушками землею наполняет, всякие стенобитные козни устроивает, между воеводами и полковниками рассуждает и немало городской каменной стены из пушек пробивает; немецкие полковники подкопом городские стены взрывают, словом сказать, все к нашему строению делается. Но вот царь и патриарх впадают в кручину и недоверие насчет крестного целования Шеина королю: бояре московские, уязвляемые завистию, начали клеветать на него, а Шеину дают знать в полки, что в Москве на него много наветов: в полках воздвигается на него ропот великий за гордость и нерадение, он же от гордости своей на воевод и на немецких полковников пуще злобился, их бесчестил, ратных людей оскорблял, для конских кормов по селам не велел отпускать, в Москву начал грубо отписывать, а из Москвы к нему грамоты приходили только с осуждением да с опалою; он от этого пуще злобился, и если бы не Артемий Измайлов с сыном Васильем удерживали его от гнева, то он бы в кручине и гордости своей скоро умер. Пришел под Смоленск король Владислав не в очень большой силе, но в промысле усердном, и посылает к Михайле Шеину, напоминает ему крестное целование: Шеин опять унывает, опять на ратных людей гневается и никакого промысла не чинит многое время, а русские люди в острожках от тесноты и скудости в пище оцинжали, и сделался мор большой, из Москвы же им помощи не дают и запасов не присылают».

Выпустивши Шеина из-под Смоленска, король двинулся к Белой, надеясь легко взять этот город; но вышло иначе. Польское войско пришло под Белую полумертвое от голода и холода; король поместился в Михайловском монастыре в двух милях от города и послал к воеводе с требованием сдачи, указывая на пример Шеина; воевода отвечал, что шеиновский пример внушает ему отвагу, а не боязнь. Король велел опоясать город шанцами и вести мины; но от этих мин была беда только полякам; передовых ротмистров завалило землею так, что едва их откопали; стрельба также не причиняла никакого вреда осажденным. Надменные смоленским успехом, поляки отложили всякую осторожность; этим воспользовались русские, сделали вылазку на полк Вейгера и схватили 8 знамен прежде, нежели поляки успели взяться за оружие. Как тяжка была осада Белой полякам, видно из того, что канцлер Радзивилл советует называть этот город не Белою, а Красною, по причине сильного кровопролития. Голод доходил до такой степени, что сам король половину курицы съедал за обедом, а другую половину откладывал до ужина, другим же кусок хлеба с холодною водою был лакомством; от такой скудости начались болезни и смертность в войске. А с другой стороны приходили вести, что турецкое войско приближается к границам Польши. В таких обстоятельствах королю нужно было как можно скорее заключить мир с Москвою, мир вечный, который бы упрочил за Литвою приобретения Сигизмундовы. Паны первые прислали к боярам предложение о мире; понятно, что это предложение было принято очень охотно, и в марте 1634 года назначены были Федор Иванович Шереметев и князь Алексей Михайлович Львов великими послами на съезд с польскими комиссарами, Якубом Жадиком, бискупом хелминским с товарищами; съезд был назначен на речке Поляновке, там же, где был прежде съезд для размена пленных. Король стоял невдалеке, скрытно.