– Позволь предположить, – улыбнулся Маклауд, выводя своего правого коня для атаки пешки оппонента. – Ты посчитал его самоуверенным юнцом, который неверно оценивает свои силы? Ведь так?
– Трудно ожидать адекватной оценки своих сил от Бессмертного, не разменявшего и первой сотни, – виновато пожал плечами Дарий с беспомощной улыбкой и вывел своего коня на защиту атакованной пешки. – Особенно в период после “первой головы”. Тебе ли не знать, насколько она делает самоуверенным… и хрупким. А твой друг...
– Том не просто мой друг, он мой ученик, Дарий, – вздохнул Маклауд, выводя второго коня. – И одновременно мой же учитель. Том уникален. Из тех, кого лично я знаю, ему нет противников. А уж говорить с ним с позиции силы нельзя вообще ни в коем случае. Характер такой – колючий.
– Это я уже понял, – вздохнул монах, тоже выводя второго коня.
– Понимаешь, Дарий… у Тома очень большие проблемы с самоидентификацией. Я могу это описать только, как Темную Передачу. В его голове неразрывно сплелись как бы два разных человека. Причем, если первый из них “рациональный монстр”, уравновешенный и спокойный, убивающий только, если затронут кто-то из его “ближнего круга”, но подверженный приступам ярости и адреналиновой ломке, то второй – Монстр с большой буквы, убивавший для удовольствия, мучивший и пытавший, получая от этого наслаждение, упивавшийся властью и чужой болью, подавляющий и внушающий страх одним своим Именем.
– Как же так получилось?
– Трудно сказать. Я сам не до конца понимаю. Но вроде бы он, будучи “монстром рациональным” встретил Монстра-с-большой-буквы и убил его. Но при этом сам стал им. Слился с ним душой и телом больше, чем полностью, – вывел в атаку на коня своего “белого” слона.
–Действительно очень похоже на Темную Передачу, – потер подбородок Дарий, двигая навстречу слону пешку своей правой ладьи.
– Именно. И он это осознал. Поэтому решил начать жить с того момента, когда произошло “объединение”. При этом он пытается сам, сознательно, создать новую личность. Больше, конечно, склоняется к “рациональному монстру”, но уж слишком большое отвращение испытывает от деяний и чувств Монстра-с-большой-буквы. Они, как бы “переполнили чашу”... Понятнее вряд ли смогу описать это… И одновременно, он не отказывается признавать эти деяния. Пытается нести за них ответственность… считает их собственными.
– Интересно получается, – сказал Дарий. – Два очень больших “минуса”, встретившись, дали “плюс”?
– Не назвал бы я Тома “плюсом”, – покачал головой Маклауд, отводя на клетку назад своего слона из-под удара пешки. – Доброта у него… своеобразная. Как и “моральный компас”. Но не мне об этом судить, учитывая моё прошлое…
– Мы все не ангелы, Дункан, – вздохнул Дарий, в свою очередь выводя “черного” слона на атаку левого коня Маклауда. – Ни я, ни Кирдвин, ни Ребекка… оттого и хотим помочь ему не повторить наших ошибок. Жестокость порождает жестокость. Показательные казни практиковались правителями во все времена. Но ещё ни одного из них не спасли от мятежников и террористов. Какое-то время они эффективны, но потом нарыв всё равно вскрывается… а ещё они ожесточают сердце.
– Да уж, – вздохнул Маклауд, повторяя манёвр Дария с пешкой против него же. – Жестокость тянет за собой новую жестокость. Раз за разом, круг за кругом…
– Именно, – вздохнул Дарий, “съедая” коня Маклауда и теряя при этом своего слона. – Том ещё слишком молод, чтобы это понять.
– Поэтому он и нуждается в помощи. Поэтому он и приходит к нам. Ко мне, к тебе… ищет совета и готов слушать… Пока не блестят мечи. На любую угрозу он реагирует мгновенно: агрессией. Девочкам ещё очень повезло, что он не воспринял их, как угрозу. Только как досадную помеху. Адаму повезло меньше.
– Что с ним?
– Том размазал его по стенке. В прямом смысле. Метров на пять квадратных, – передернулся Маклауд. – Отвратительное зрелище. И не менее отвратительный запах. Но не убил вроде… кости потихоньку начинали срастаться, когда я уходил.
– Как?! – поражённо вскинул брови Дарий.
– Не видел. Я позднее пришёл. Когда Тому уже никто не мешал. Он как раз раздумывал, какой глаз Ксавье вырезать: правый или левый. Ужас в них обоих плескался одинаковый, – вздохнул Дункан. – Да... временами Том пугает до дрожи в коленях, – тут за углом послышался тихий, но эмоционально насыщенный, произносимый сквозь зубы мат на древне-кельтском. Причём в половине фраз фигурировало имя “Адам”. А в другой половине – “Пирсон”.
Вскоре в комнату зашла, держась за стену, и сама девушка, которая поминала пострадавшего больше остальных Бессмертного “незлобивым тихим словом”.
– Где ты выкопал этого недоумка, Дарий? – раздражённо поинтересовалась Кирдвин. – Сколько ему? Пятьдесят? Сто лет?
– Немного больше, но не в этом суть, – уклончиво ответил Дарий. – Что же Адам такого сделал, что удостоился столь красочных эпитетов?
– Испортил всё дело, – сказала Ребекка, которая вошла, держась за другую стенку. Но не ругалась при этом.