Томъ пятый. Американскіе разсказы

Очевидно, это были все тѣ же четыре поколѣнія предковъ, о которыхъ такъ много говорилъ Макъ-Лири. Я бѣгло пересмотрѣлъ окружавшія лица. Нельзя было отрицать, разумѣется, что у каждаго изъ нихъ въ свое время былъ прадѣдъ и даже пращуръ, но нѣкоторые слишкомъ горбатые носы вмѣсто американскаго Салема указывали на Солимъ іудейскій.

Впрочемъ, какъ только я усѣлся среди кружка, разговоры о Салемѣ и Нью-Іоркѣ смолкли, и американскіе знакомцы, по своему обыкновенію, принялись забрасывать меня вопросами о Россіи, Сибирской желѣзной дорогѣ и Сибири вообще. Такіе вопросы появлялись изо дня-въ-день съ неистощимымъ разнообразіемъ, касаясь всѣхъ областей человѣческой жизни и промышленности; обыкновенно я отвѣчалъ довольно подробно, стараясь, по мѣрѣ силъ, разсѣять убѣжденіе, что въ Петербургѣ ходятъ по улицамъ настоящіе четвероногіе медвѣди. Это утверждалъ Макъ-Лири, ссылаясь на венгерскаго романиста Мавра Іокая, писавшаго романы изъ русской жизни, очень популярные въ Америкѣ, и, къ сожалѣнію, мой авторитетъ не былъ достаточно великъ, чтобы подорвать вѣсъ его словъ.

Сегодня, однако, я вообще не былъ расположенъ ни къ объясненіямъ, ни къ защитѣ.

— Оставьте меня въ покоѣ! — объявилъ я безъ обиняковъ. — Разскажите лучше что-нибудь сами!.. Скажите, напримѣръ, много ли въ Америкѣ русскихъ?

— Больше чѣмъ намъ нужно! — безцеремонно проворчалъ одинъ крючковатый носъ.

— Какъ это больше? — спросилъ я съ удивленіемъ.

— А такъ!.. — повторилъ крючковатый носъ. — Изъ каждой сотни девяносто девять человѣкъ лишніе.

— О комъ вы говорите? — спросилъ я съ тѣмъ же удивленіемъ. — Объ евреяхъ?…

— Ну да! — продолжалъ носъ. — Русскіе… евреи… Кто ихъ знаетъ!.. Мнѣ кажется, въ Россіи никого нѣтъ, кромѣ евреевъ. По крайней мѣрѣ къ намъ никто не пріѣзжаетъ…

— Чѣмъ же вамъ не нравятся евреи? — спросилъ я.

— Безпокойный народъ! — съ ожесточеніемъ объяснилъ носъ. — Намъ такихъ не нужно!.. Затѣваютъ стачки, безпокойство на улицахъ. Въ Америкѣ это не пойдетъ… У насъ свобода!..

Какъ разъ въ это время въ Чикаго разгоралась огромная стачка желѣзнодорожныхъ машинистовъ, почти исключительно коренныхъ американцевъ. Я напомнилъ о ней этому приверженцу свободы.

— Такъ я вѣдь говорю вамъ, — повторилъ безцеремонно носъ, — что намъ это не нужно!.. Какія стачки?.. Мы не позволимъ, чтобы у насъ вырывали деньги прямо изъ рукъ! У насъ своя свобода, американская!..

— Развѣ евреи такіе бойкіе? — спросилъ я.

— У, бѣда! — пожаловался носъ. — Огонь!.. За какіе-нибудь пять центовъ въ недѣлю они готовы весь Истъ-Эндъ[1] вверхъ дномъ поставить. Крикъ… гвалтъ… Такой отвратительный народъ!..

Не мѣшаетъ прибавить здѣсь, что крючковатый носъ нѣсколько разъ говорилъ при мнѣ по-нѣмецки, хотя очень неохотно и съ варварскимъ англійскимъ акцентомъ, и я сильно подозрѣваю, что четыре поколѣнія его американскихъ предковъ были не чужды Іордану. Быть можетъ, и на русско-еврейскихъ переселенцевъ онъ изрыгалъ хулы именно потому, что они напоминали ему то, что онъ старался всю жизнь забыть.

— Нѣтъ, я знаю! — сказалъ другой собесѣдникъ, богатый фермеръ изъ Орегона. — У насъ есть другіе русскіе! Смирные… Землю пашутъ и по воскресеньямъ цѣлый день въ церкви сидятъ.

— Менониты! — догадался я.

— Должно быть! — сказалъ фермеръ. — Но они предпочитаютъ, чтобы ихъ называли Russian. Любятъ Россію. Никакъ не могутъ забыть. Говорятъ, хорошо жили тамъ.

— Скандинавы тоже хорошіе земледѣльцы! — сказалъ первый собесѣдникъ. — И тоже смирные!..

— Намъ такіе нужны! — одобрительно подтвердилъ крючковатый носъ. — Смирные и чтобъ землю пахали… А шататься по улицамъ въ городахъ и безъ нихъ найдется!..

— Я читалъ въ газетахъ, — сказалъ Макъ-Лири, — объ этихъ въ Канадѣ!.. — Какъ они?… — старался онъ припомнить. — Тоже русскіе, съ Кавказа!..

— Черкесы! — прибавилъ онъ съ торжествомъ.

— Черкесы — въ Канадѣ? — переспросилъ я съ удивленіемъ. — О, да, духоборы!..

— Ну да, духоборы! — согласился Макъ-Лири. — Горные жители… Они дрались съ вами за свою свободу, а потомъ султанъ велѣлъ имъ переселиться… На англійскихъ корабляхъ…

Онъ упорно отказывался отличить духоборовъ отъ черкесовъ.

— Они тоже хорошіе земледѣльцы! — прибавилъ онъ полуутвердительно.

— Я говорю, — вмѣшался крючковатый носъ, который никакъ не могъ успокоиться, — есть тутъ русская дѣвушка, Эмма Голдманъ по имени, агитаторша… Говоритъ на перекресткахъ съ бочки!.. Вотъ чертовка!.. Зачѣмъ только пріѣзжаютъ такія?.. Будто бы американскіе капиталисты выжимаютъ рабочихъ, какъ мокрое бѣлье подъ прессомъ…

— О, у васъ было бы, — вы бы сейчасъ ее уняли!.. — прибавилъ онъ съ сознаніемъ превосходства, но не безъ легкой зависти.