Томъ пятый. Американскіе разсказы

— А куда ты пойдешь? — спросилъ маленькій горбатый человѣкъ въ полосатой рубахѣ и безъ пиджака, который больше всѣхъ настаивалъ на устройствѣ дискуссіи.

— Пойду на иное мѣсто! — буркнулъ Кончакъ и сталъ перебираться на другую сторону улицы.

Я послѣдовалъ за нимъ, подчиняясь приглашенію и безуспѣшно стараясь опредѣлить себѣ настроеніе этого человѣка, который былъ одинаково не на мѣстѣ среди овецъ въ степи и среди людской толпы въ большомъ городѣ.

Кончакъ, видимо, былъ не въ духѣ.

— Машина, — ворчалъ онъ, — выдумка!.. Самъ не можешь выдумать, такъ за чужое хватаешься… Нѣтъ, ты самъ работай, самъ выдумай…

— Я пойду на иное мѣсто! — неожиданно повторилъ онъ, обращаясь ко мнѣ. — Годи (полно) мнѣ жить въ Нью-Іоркѣ вашемъ.

— А куда пойдешь? — невольно повторилъ и я недавній вопросъ.

— Вотъ, — сказалъ Кончакъ. — Будто я не найду…

— Люди кажутъ, — продолжалъ онъ, — что если всю Америку перейти, то тамъ опять море. Правда это…

— Будто вы не знаете? — сказалъ я недовѣрчиво.

Кончакъ не казался уже мнѣ столь непосредственнымъ, и наивные обороты его рѣчи были, по-видимому, только внѣшней оболочкой его мышленія, уцѣлѣвшей отъ Мысъ-Добро-Надеждинской эпохи.

— Положимъ, что знаю! — сказалъ Кончакъ, — а за моремъ что?

— Будетъ вамъ представляться, — сказалъ я безцеремонно, — вонъ вы какъ натолкались въ Америкѣ, отъ цѣлой толпы отгрызлись… — За моремъ опять земля и люди; китайцы, индійцы, японцы.

— Я не представляюсь, — кротко сказалъ Кончакъ, — а какъ живутъ они, лучше или хуже здѣшняго?..

— Хуже, конечно — сказалъ я. — Будто вы не видали китайцевъ, которые моютъ бѣлье?..

Мнѣ показалось, что въ разспросахъ Кончака есть какая-то наводящая цѣль.

— А я не вѣрю вамъ, — неожиданно и упрямо сказалъ Кончакъ, — слышать слышалъ, а не вѣрю. Не можетъ этого быть, чтобы на всемъ свѣтѣ не было угла, гдѣ есть просторъ для жизни человѣческой.

— Если бы было такое мѣсто, — возразилъ я, — всѣ люди бросили бы свои гнѣзда и ушли туда…

— Еще я слышалъ, — продолжалъ Кончакъ задумчиво, — есть на тепломъ морѣ острова, будто ихъ кто изъ рѣшета просыпалъ. Тепло на тѣхъ островахъ, всякій овощъ растетъ, мухъ нѣту, волковъ тоже. Тамъ счастливые люди живутъ. Каждый день праздникъ, дѣвушки играютъ и поютъ.

— Что же вы, на эти острова собрались? — спросилъ я. Для этого русскаго Робинзона, очевидно, вовсе не существовало географическихъ разстояній.

— Нѣтъ, страшно! — возразилъ Кончакъ, подумавъ. — Островъ маленькій, кругомъ вода и уйти некуда. Все равно птица въ клѣткѣ.

— Го! — прибавилъ онъ послѣ паузы, — свѣтъ широкъ! — Я пойду геть-геть, далеко!..

— Опять пѣшкомъ пойдешь? — спросилъ я.

— А по-твоему какъ? — возразилъ Кончакъ полушутливо. — Люди, положимъ, говорятъ, что земля сама крутится. Развѣ стой, Ваня, на мѣстѣ, да перебирай ноги, можетъ, земля сама пробѣжитъ мимо.

— Не надо ли вамъ денегъ немного? — предложилъ я.

— Немного брать не стоить, — возразилъ Кончакъ, — а много ты, пожалуй, не дашь!..

— Скажи, пожалуйста, — прибавилъ онъ такъ же неожиданно, какъ прежде, — а ты зачѣмъ пріѣхалъ въ Америку?

Я затруднился отвѣтомъ. Быть можетъ, мнѣ было бы труднѣе отвѣтить на этотъ вопросъ, чѣмъ бывшему пастуху изъ Мысъ Доброй Надежды.

— Тоже, видно, и ты волочуга, — беззапеляціонно рѣшилъ Кончакъ, — волочишься по свѣту, самъ не знаешь зачѣмъ. Я видно землепроходъ, а ты видно пассажиръ. Переводишь свои денежки на дорожные билеты.

— Прощай-ка, братъ! — прибавилъ онъ отрывисто. — Я пойду направо, а ты налѣво. Коли не брехня, что земля круглая, то мы встрѣтимся на той сторонѣ за арбузомъ…

Онъ наскоро пожалъ мнѣ руку, потомъ повернулся и пошелъ твердымъ шагомъ вдоль по улицѣ. Глядя на его удалявшуюся фигуру, мнѣ показалось, что онъ уже не остановится и пройдетъ впередъ той же широкой и твердой поступью, вплоть до другого моря.

Я остался стоять на мѣстѣ. — Правда ли, что я пассажиръ, — спрашивалъ я самъ себя. — Зачѣмъ я скитаюсь, какого простора я ищу на землѣ? Земля такъ мала, такъ однообразна… Даже птичьи крылья не могли бы помочь этому. Скучно жить на нашей землѣ, господа!

Нью-Іоркъ, 1903.

Въ русской церкви въ Нью-Іоркѣ

Большая православная церковь на Мадисонской Аллеѣ была полна молящихся. У паперти по обѣ стороны улицы сновали приходящіе и уходящіе люди. Вездѣ раздавалась русская рѣчь. Если бы не американскіе полисмены, которыхъ призвали сюда поддерживать порядокъ, можно было бы подумать, что находишься гдѣ-нибудь на Васильевскомъ Островѣ или, пожалуй, за Невской заставой. Порядка впрочемъ никто не думалъ нарушать. Толпа была настроена молитвенно и благоговѣйно. На паперти мѣстами разговаривали пониженнымъ голосомъ о своихъ дѣлахъ, но люди внутри церкви сосредоточенно глядѣли впередъ, крестились и какъ будто стремились на встрѣчу радостному пасхальному возгласу, который снова и снова раздавался надъ церковью и уносился въ полуоткрытыя двери: «Христосъ воскресе изъ мертвыхъ!..»